Мартин Гилберт - Первая мировая война

В тот день царь отправил кайзеру еще один призыв, пытаясь не допустить войны между Россией и Германией. «Наша давняя крепкая дружба должна, с Божьею помощью, предотвратить кровавую бойню», – телеграфировал он. Однако кайзер, который поощрял Австрию, тем самым способствуя развитию кризиса, теперь был намерен выполнить данное австрийцам обещание, если они подвергнутся нападению со стороны России. В пять часов пополудни он отдал приказ о мобилизации. Затем, через несколько минут, в надежде избежать широкомасштабной войны кайзер ухватился за соломинку – телеграмму из Лондона от Лихновски, в которой тот предполагал, что Британия, возможно, предпочтет сохранить нейтралитет и гарантирует невмешательство Франции в русско-немецкую войну, если Германия не атакует Францию. «Теперь мы можем начать войну только с Россией. Мы просто отправим всю нашу армию на Восток!» – с торжеством заявил кайзер начальнику Генерального штаба Гельмуту фон Мольтке.

Мольтке тут же возразил, что в план нападения на Францию невозможно внести какие-либо изменения – он уже приведен в действие. Немецкая дивизия, двигавшаяся на запад от Трира, вот-вот должна была захватить железные дороги Люксембурга – это была часть плана Шлиффена и важный этап в подготовке к войне на Востоке, чтобы избежать действий на два фронта. Ему не удалось убедить кайзера, и тот отправил в Трир телеграмму, чтобы остановить войска. Но к одиннадцати часам он передумал и сказал Мольтке, что гарантии нейтралитета Британии и Франции, на которые он надеялся, иллюзорны, и операцию на Западе необходимо довести до конца. Войскам в Трире было приказано двигаться дальше.

«Триста миллионов человек сегодня оказались во власти страха и слепой судьбы, – писала 1 августа лондонская вечерняя газета и далее вопрошала: – Неужели никто не сможет снять это заклятие, неужели ни один луч света не упадет на эту холодную и мрачную сцену?» Не читавший газету король Георг V, кузен и русского царя, и немецкого кайзера, в тот же день телеграфировал Николаю II: «Мне остается только предположить, что это безвыходное положение возникло в результате недоразумения. Я всеми силами стараюсь не упустить ни одной возможности предотвратить страшное бедствие, угрожающее ныне всему миру».

Георг V просил царя, чтобы тот «оставил открытым путь для переговоров и сохранения мира». Сэр Эдвард Грей надеялся, что королевская инициатива способна оказать определенное воздействие. «Если удастся выиграть время, прежде чем великие державы развяжут войну, – телеграфировал он британскому послу в Берлине, – возможно, удастся сохранить мир». Телеграмма Грея в Берлин и телеграмма Георга V в Санкт-Петербург достигли адресатов вечером 1 августа. Но они, как и телеграмма царя кайзеру, пришли слишком поздно. В тот вечер посол Германии в России граф Пурталес явился к русскому министру иностранных дел Сазонову и вручил ноту с объявлением войны.

«Вы совершаете преступное дело, – сказал Сазонов послу. – Проклятие народов падет на вас». – «Мы защищаем нашу честь!» – ответил посол. «Ваша честь не была затронута, – возразил Сазонов. – Вы могли одним словом предотвратить войну, но вы не желаете этого». Немецкий посол заплакал, и министр иностранных дел проводил его до дверей кабинета.

Германия объявила войну России. «Жены и матери с детьми сопровождали резервистов на сборные пункты, оттягивая момент расставания, и повсюду разыгрывались душераздирающие сцены, – вспоминал впоследствии полковник Нокс, британский военный атташе в Санкт-Петербурге, – но женщины плакали молча, без истерик. Мужчины были мрачными и притихшими, но отряды новобранцев, встречаясь на улицах, приветствовали друг друга». Бросая вызов Германии и всему немецкому, Санкт-Петербург, названный в честь святого покровителя основавшего его Петра Великого, переименовали в Петроград  [11].

Вечером 1 августа русский министр иностранных дел ужинал с британским послом, сэром Джорджем Бьюкененом, дочь которого Мэриел впоследствии вспоминала: «Четыре раза за вечер господина Сазонова вызывали, телефон звонил непрерывно, а площадь на улице была заполнена народом, распевавшим национальный гимн. До позднего вечера толпа осаждала двери посольства, выкрикивая здравицы британскому флоту и задавая один и тот же вопрос: поможет ли Англия, встанет ли на их сторону?»

В тот же вечер немецкие войска вошли в Люксембург – это был давно подготовленный стратегический удар по Франции. Военная операция больше походила на небольшую стычку. Ее целью был захват железнодорожного и телеграфного узла.

Началась борьба из-за военных поставок. Во Франции власти конфисковали пятьдесят монопланов, построенных по заказу турецкого правительства. Британия оставила себе два линкора, также построенные для Турции: один из них должен был присоединиться к немецкому океанскому флоту, как только будет спущен на воду. В Данциге немецкие власти намеревались реквизировать два легких крейсера, строившиеся по заказу России. «Все это было и остается весьма захватывающим, – писал утром 2 августа Хорас Рамбольд из британского посольства в Берлине, – но страшно представить, что готовят нам следующие несколько месяцев».

2 августа немецкие военные патрули впервые с 1871 г. пересекли французскую границу. В Жоншере, близ немецко-швейцарской границы, был убит французский капрал Жюль Андре Пежо – он стал первой жертвой войны, стоившей жизни более чем миллиону французов. В тот же день была объявлена всеобщая мобилизация британского флота, который получил приказ преследовать два немецких военных корабля, следовавшие через Средиземное море в Турцию. Британия также дала секретное обещание Франции, что, если немецкий флот войдет в Северное море или Ла-Манш, угрожая французскому судоходству, британский флот окажет французским судам «всевозможное содействие».

Однако немецкий план ведения войны был основан не на морской победе над Францией в Северном море или Ла-Манше, а на стремительном сухопутном броске через Бельгию. Для достижения этой цели в семь часов вечера 2 августа Германия предъявила властям Бельгии ультиматум, срок которого истекал через двенадцать часов: Бельгия должна была предоставить немецким войскам свободный проход через свою территорию. Бельгийцы отказались. Согласно Лондонскому договору 1839 г. Британия, Австрия, Пруссия, Франция и Россия признавали Бельгию независимым государством с постоянным нейтралитетом. Этот договор еще действовал. «Если бельгийское правительство примет переданные ему предложения, – сообщил Брюссель Берлину, – оно пожертвует честью нации и предаст свои обязательства перед Европой».