Мартин Гилберт - Первая мировая война

Между тем растущая мощь Германии была очевидна всем и каждому. Весной 1913 г. численность ее постоянной армии, возросшей к прошлому году до 544 000 человек, увеличилась до 661 000. В октябре того же года канцлер объяснил этот рост следующим образом: «Не подлежит сомнению, что, если однажды разгорится общеевропейский пожар, который приведет к прямому конфликту славянских народов с германским миром, мы окажемся в невыгодном положении, так как часть Европы, до последнего времени находившаяся под турецким владычеством, теперь принадлежит славянским государствам».

Сразу после окончания Балканских войн на защиту германских ценностей от славянского посягательства встала не Германия, но ее соседка и союзница Австрия. Под давлением Австрии Турция согласилась на создание независимой Албании, тем самым надежно отрезав Сербию от выхода к Адриатике. В то же время Греция, король которой был женат на сестре кайзера, закрыла Сербии доступ к Эгейскому морю, аннексировав прибрежную Фракию, ранее также бывшую турецким владением.

Одни нации испытывали обиду, недовольство, страх, другие были слишком самоуверенными. Газеты раздували угрозы и напоминали о потерях, правительства играли на националистических предрассудках, чувствах патриотизма и воинской доблести. Тем временем пустыни и болота далеких континентов, казалось, сулили процветание, а в свете конкуренции соперничающих держав даже железная дорога, проложенная через пустыню, выглядела провокацией. Ни одна спорная территория или регион по отдельности не могли стать поводом для войны, но в совокупности все они становились достаточно серьезным раздражителем, поначалу позволившим допустить вероятность, а затем и возможность и даже необходимость войны. «Я сыт по горло войной, призывами к войне и многолетней гонкой вооружений, – в приступе откровенности жаловался другу Бетман-Гольвег в июне 1913 г. – Настало время, когда великим народам хорошо бы наконец успокоиться и заняться мирными делами, иначе произойдет взрыв, которого никто не хочет и который всем нанесет ущерб».

Территориальная алчность и успешные завоевания сыграли свою роль в укреплении теорий о необходимости войны. После победы над Турцией в 1912 г. Италия захватила крупную турецкую североафриканскую провинцию Ливия. Годом позже Болгария, также нанеся поражение туркам, получила доступ к Эгейскому морю с выходом в Средиземноморье. Отрезанная от моря Сербия, убежденная в том, что контроль Австрии над Боснией и побережьем Далмации являлся неприкрытой попыткой закрыть ей выход к Адриатическому морю, во время Второй балканской войны оккупировала Албанию и таким образом приобрела значительный участок побережья Адриатики.

В октябре 1913 г. отмечалась 100-летняя годовщина величайшей военной победы в истории Германии, разгрома Наполеона Пруссией, Австрией, Россией и Швецией в Битве народов под Лейпцигом  [5]. В память об этом триумфе кайзер открыл посвященный победе монумент церемонией, призванной подчеркнуть воинскую доблесть Германии, ставшую исторической традицией. На открытии присутствовал начальник австрийского Генштаба генерал Конрад, которому кайзер без обиняков высказал готовность поддержать любые действия Австрии, направленные на выдворение сербов из Албании. Другие державы были к этому не готовы. «Я целиком на вашей стороне, – уверял он. – Вы будете в Белграде через пару дней. Я всегда был сторонником мира, но у всякого терпения есть пределы. Я много читал о войне и знаю, что это такое. Но в конце концов складывается ситуация, когда великая держава не может оставаться сторонним наблюдателем и должна обнажить меч».

Оккупация Албании Сербией оказалась коротким триумфом. 18 октября 1913 г. австрийское правительство предъявило Белграду ультиматум с требованием в течение 8 дней вывести из Албании войска. Сербы подчинились. В тот день британский дипломат Айра Кроу справедливо и прозорливо заметил, что «Австрия выбилась из общего хора держав, чтобы в одиночку решить вопрос, до сих пор считавшийся общей проблемой». На следующий день исполняющий обязанности министра иностранных дел Германии Альфред Циммерман сказал послу Великобритании в Берлине, сэру Эдварду Гошену: «Он был удивлен тем, что император Австрии одобрил политический шаг, который при определенных обстоятельствах мог привести к серьезным последствиям, но это произошло, и стало ясно, что ни о каких претензиях к Вене со стороны Германии речь не идет».

В этой последней фразе и кроются предпосылки европейской войны. После того как австрийский ультиматум был отправлен сербам, кайзер послал императору Францу Иосифу и его наследнику, эрцгерцогу Францу Фердинанду, поздравительные телеграммы. Одобрение Германии, прокомментированное Айрой Кроу в конце октября 1913 г., «подтверждает наши предположения, что Германия, притворяясь, будто она не одобряет действия Австрии и глубоко огорчена ими, на самом деле все это время поощряла своего союзника». Несомненно, в Австрии не прошло незамеченным и то, что ни в одной русской газете не прозвучало призыва выступить в поддержку Сербии, что привело бы к конфликту между Австрией и Россией.

Внешне Австро-Венгрия выглядела вполне стабильной и уверенной в себе. «Сложно не принимать в расчет Австрию, – сказал Бисмарк в 1888 г. – Австрия как государство никуда не делась». 2 декабря 1913 г. Рождество в Вене совпало с торжествами по случаю 65-й годовщины правления императора Франца Иосифа. Ни один из прежних европейских государей не находился у власти так долго. Но он не мог ни обуздать стремление народов, которыми правил, к национальной независимости, ни помешать внешним факторам, подпитывавшим эти настроения. Россия была самой активной из крупнейших держав, раздувавших огонь под кипящим котлом национальных страстей. 19 января 1914 г. австрийский губернатор Галиции сообщил в Министерство внутренних дел в Вене: «В последнее время агитация русофильской партии усилилась еще больше… русификация Галиции, поддерживаемая православием, требует большего внимания со стороны административных органов, если они хотят быть готовыми противостоять этому процессу».

В первые месяцы 1914 г. Великобритания в постоянном поиске нефтяных месторождений, необходимых для производства топлива, без которого не могло передвигаться большинство современных боевых кораблей, перехватила инициативу у немцев, договорившись о преобладающей доле в персидских нефтяных разработках, к которым стремилась Германия, строя свою железную дорогу. В то же самое время Уинстон Черчилль, первый лорд Адмиралтейства, дважды предлагавший Германии и Англии взять паузу в постройке новых кораблей, выступил перед правительством с новой инициативой: начать секретные переговоры со своим немецким коллегой, адмиралом Тирпицем, с целью положить конец «нездоровой концентрации флотов в собственных территориальных водах». Министр иностранных дел, сэр Эдуард Грей, отклонил это предложение, аргументировав свой отказ тем, что, если какая-либо информация о переговорах просочится наружу, «пойдут самые невероятные слухи, и мы будем вынуждены постоянно объясняться с послами в Министерстве иностранных дел, а также давать опровержения прессе, отрицая то, что, несомненно, будет нам приписываться». Позиция Грея встретила одобрение большинства министров.