Роберт Каплан - Муссон. Индийский океан и будущее американской политики

Он перечислил свои достижения: современные шоссе, частные железные дороги с двухъярусными грузовыми платформами в подвижном составе, 50 тыс. км оптоволоконного кабеля, 2200 км газопровода, 1400 км водопровода, снабжающего питьевой водой 7000 деревень; круглосуточное непрерывное электроснабжение в сельской местности; Гуджарат – первый индийский штат, в котором имеются частные морские порты, существуют два тупиковых склада для сжиженного природного газа и строятся еще два. Статистика и перечни звучали ритмически, явно завораживая Моди. Все у него сводилось к цифрам.

Он упомянул о заводе, который построит в Гуджарате компания Tata Motors: несколько тысяч работников будут производить «нано» – самый дешевый автомобиль на свете ценой 2500 долларов. Заманить в Гуджарат компанию Tata Motors – вероятно, почтеннейшую из всех индийских фирм – было со стороны Моди немалым подвигом, и об этом по всему Ахмадабаду кричали доски объявлений. Вокруг Моди складывается культ личности. «Слишком долго целое побережье оставалось под мумбайским игом, – сказал Моди. – Теперь богатство начинает возвращаться в Гуджарат. Гуджарат станет средоточием связей между Западом и Востоком, тянущихся от Африки до Индонезии».

Он предельно увлечен своим делом – насколько я способен судить, личной жизни у Моди нет. Он излучает силу и властность. Да разве мог такой человек оставаться в стороне от погрома, грянувшего в 2002-м?

Многие индусы – все до единого люди просвещенные и по воспитанию космополиты, – многие мусульмане и несколько иностранных писателей говорили мне: в личности Моди различимо фашистское начало. София Хан, защитник прав человека, заявила напрямик: «Это фашист. Мы, мусульмане, для него не существуем. Наши кварталы и общины зовут “маленькими Пакистанами”, а индусы обитают в кварталах, где есть и роскошные магазины, и современные кинотеатры».

Фашист ли Моди? Мне кажется, по тщательном размышлении следует ответить «нет». На нас чересчур влияют образы вождей, появлявшихся в предыдущие исторические эпохи. Но задать этот вопрос не лишне: мы лучше уясним себе опасность, которую может представить собой Моди. Фашизм, по словам ученого Уолтера Лакера, является во многих обликах – правда, классический фашизм, та его разновидность, что возникла в Европе в первой половине XX столетия, зародилась в итоге военного поражения – или в результате пирровой победы [12]. «Фашизм – “антидвижение”: он способен определить себя лишь используя те самые понятия, против которых выступает, – пишет Хуан Х. Линц, бывший профессор политологии при Йельском университете. – В лютой ненависти к “сливкам общества” и космополитам фашизм делается гораздо бо́льшим, чем просто национализм». Моди слишком вяло ненавидит элиту, и его стремление создать развитую инфраструктуру, чтобы привлечь деловых людей, по сути своей положительно. Помимо того, фашизму свойствен определенный стиль – «хоровые песни, церемонии, черные и коричневые рубахи», вскружившие голову стольким молодым людям между двумя мировыми войнами. Фашизму присуща романтическая притягательность, которую нельзя понять, обращаясь лишь к идеологии. Фашисты одержимы стремлением к жестокости и мужественности, они славят воинскую доблесть и ставят действие превыше разума и рассудка. Действуй! – и наплюй на последствия. Между мировыми войнами все фашистское – униформа, походы, марши, сборища, песни – свидетельствовало о почти оргиастической любви к коллективу – или партии – и, как следствие, о ненависти к человеческой личности [13]. Поскольку демократия защищает права каждого отдельного человека, фашизм неизбежно антидемократичен. В самом деле, обычно фашизм приходит, возглавляемый авторитарным предводителем – одновременно беспощадным и мистически обаятельным. Итоги поистине ужасающи. Румынская Железная гвардия, венгерские Скрещенные стрелы, хорватские усташи – все они лицемерно прикрывались православием или католицизмом, а закончили самыми чудовищными злодеяниями по отношению к евреям и сербам. Невзирая на поражение стран Оси, невзирая на технологии, сулящие контроль над обществом, тяга к фашизму не исчезла [14]. Такое явление, как Моди, свидетельствует, что вопреки мыслям, высказанным в блистательной статье Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории» (1989), битва идей продолжается – даже если географические соображения, когда-то ее питавшие, развеялись.

Может показаться: в феврале 2002-го Моди на мгновение превратился в оголтелого фашиста, но потом быстро соскользнул к фашизму смирному и умеренному. «Отличие Моди от Гитлера, – пояснил Прасад Чакко, – заключается в том, что Гитлер считал фашизм конечной целью политического развития, а Моди знает: хиндутва – только быстротечная фаза этого развития; оттого сейчас он сосредоточился на вопросах развития, а не международной розни». И правда, недавно Моди ополчился на тех самых индусских националистов, что привели его к власти, арестовал некоторых членов Всемирного совета индусов (ВСИ). Поскольку Моди не может или не желает сожалеть о событиях 2002-го, пишет Ачьют Ягник, историк и журналист, он предпочитает отмежевываться от прочих приверженцев доктрины «Индия превыше всего» иными способами, представая меньшим экстремистом – чтобы сделаться фигурой, приемлемой на всеиндийской политической сцене. Вероятно, Моди загодя готовит почву, намереваясь в один прекрасный день выдвинуть свою кандидатуру на должность премьер-министра [15].

В первые годы нового столетия амбиции Моди подогревались общими трениями между цивилизациями – как во всем мире, так и в регионе. Будь то войны, шедшие в Ираке или Афганистане, иранская угроза или грозящий Пакистану хаос, исламский терроризм в Кашмире или самой Индии – Моди и ему подобные умели извлечь из таких событий немедленную выгоду. Положение в мире напоминало индусам – подавляющему большинству индийских избирателей, – сколь великую угрозу являет мусульманский радикализм и сколь надежным оплотом против него предстает Моди – не потому, что действует неким определенным образом, а потому, что заслуженно стяжал себе славу правителя, не любящего шутить. В грядущие годы по отношению к Индии возникает главный вопрос: породит ли эпоха всемирного мусульманского терроризма ненависть и отчаяние в душах национального большинства – индусов? Итоги всеиндийских выборов 2009 г. пока что, похоже, дают основания ответить «нет».

Сразу же после событий 2002-го Моди получил возможность сложить руки. Он добился своего: преподал урок. Как бы Индия ни страшилась Пакистана, пакистанского краха она страшится еще больше. Угроза исламской анархии в регионе играет на руку индусскому национализму, хотя религиозная и этническая вражда, предположительно, представляет более серьезную опасность, чем отчаянная и все растущая нехватка воды. Беседовавшие со мной мусульмане – жертвы погрома 2002 г. – не столько призывали к радикальным мерам, сколько сетовали на то, что перестали чувствовать себя частью Индии. Они отступили, образовали отдельные общины, боясь обитать среди индусов.