Альманах Array - Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1

Над «Комиссией построения», которая тоже числится в этом ряду, Кошкарев хочет поставить «Комиссию наблюдения над Комиссией построения», чтобы пресечь распространившееся в первой воровство.

«Последствием стало то, что комитеты и комиссии попеременно менялись местами, как, впрочем, и их управители. Место прежнего председателя «Конторы подачи рапортов» камердинера Березовского занял конторщик Тимошка, к «Комитету по сельским делам» прибавился «Комитет сельских построек». Кроме звания «главнокомандующего» учредились должности «чиновника по особым поручениям» и «статс-секретаря». Последнего полковник счел нужным «поставить… выше всех» и, «заведя особое высшее управление», переименовать его в «президенты».

Он жалуется на соседей-помещиков, которые приняли его фантазии за сумасбродство и сумасшествие. По его заверению, несмотря на все упорство со стороны невежества, он непременно достигнет того, что мужик его деревни, идя за плугом, будет в то же время читать о громовых отводах Франклина или Вергилиевы «Георгики», или «Химическое исследование почв».

Тут и Америка (Франклин), и Италия (Вергилий), и Германия (Либих, автор книги «Химия в приложении к земледелию и физиологии») в одном пакете.

«Ужасное невежество, – говорит Кошкарев Чичикову, – тьма средних веков, и нет средств помочь… Поверьте, нет! Я бы мог всему помочь; я знаю одно средство, вернейшее средство». Какое, спрашивает Чичиков. «Одеть всех до одного в России, как ходят в Германии. Ничего больше, как только это, и я вам ручаюсь, что все пойдет как по маслу: науки возвысятся, торговля подымется, золотой век настанет в России».

И смешно, и грустно. Не находят ли сегодняшние «западники», что это про них?

Но Гоголь жалеет и этого «перестройщика». И сколько бы ни метал молний в адрес полковника прагматик Костанжогло (человек, между прочим, нерусский), тот был и остается несчастным и смешным преемником ламанчского рыцаря.

А теперь о темном, потому что проза Гоголя заключает в себе контрасты света и тени подобно кисти Рембрандта.

В «Выбранных местах из переписки с друзьями», книги, ставшей мостом между первым и вторым томом «Мертвых душ», Гоголь писал: «Что значат эти странные власти, образовавшиеся мимо законных?.. Люди темные, никому не известные, не имеющие мыслей и чистосердечных убеждений, правят мненьями и мыслями умных людей, и газетный листок, признаваемый лживым всеми, становится нечувствительным законодателем его не уважающего человека. Что значат все незаконные эти законы, которые видимо, в виду всех, чертит исходящая снизу нечистая сила, – и мир это видит весь и, как зачарованный, не смеет шевельнуться?.. Или это еще новая насмешка духа тьмы? »

Так вот о духе тьмы.

Если в ранних вещах Гоголя черти, панночки, колдуны, Вий – персонажи сказки (хотя порой и страшной), а к некоторым из них он относится с юмором, то в «Мертвых душах» нечистую силу представляет обыкновенный человек, житель губернского города Тьфу-славля (хорошее название для обиталища черта). У него нет ни рогов, ни копыт, ни хвоста. Он цивильный господин, к тому же, по профессии правовед, слуга закона или, как бы сейчас сказали, правозащитник.

Он «юрисконсульт», и этим все сказано.

Он, как впередсмотрящий, заглядывает в XXI век. Этот юрисконсульт и есть тот самый дьявол, про которого Гоголь сказал: «Диавол уже без маски выступил в мир». Дьявол по-гречески – «клеветник» , «подстрекатель», «князь мира сего». Или, как говорит апостол Павел, «бог века сего».

На прием к этому «магу», «колдуну» и «философу» отправляется за консультацией Павел Иванович Чичиков.

Что же тот советует ему?

«Старайтесь только, чтобы производство дела все было основано на бумаге, чтобы на словах ничего не было. И как только увидите, что дело идет к развязке, старайтесь не то, чтобы оправдывать и защищать себя, – нет, просто спутать новыми вводными и так посторонними статьями…

Спутать, спутать и ничего больше, ввести в это дело посторонних, другие обстоятельства, которые бы запутали бы снова и других, сделать сложным – и больше ничего!» Гоголь определяет эту тактику словами: «Пустить в глаза мглу».

«Поверьте мне, – убеждает Чичикова «маг», – что, как только обстоятельства становятся критические, первое дело спутать. Так можно спутать, что никто ничего не поймет. Я почему спокоен? Потому что знаю: пусть только дела мои пойдут похуже, да я всех впутаю в свое – и губернатора, и вице-губернатора, и полицмейстера, и казначея, – всех запутаю».

Здесь юрист-философ посмотрел Чичикову в глаза «с наслаждением».

Высшее наслаждение для дьявола – порядок обратить в хаос, чистую воду – в «мутную». Мгла вместо солнца – таков пейзаж хаоса. Под прикрытием мглы можно друзей обратить во врагов, а жизнь – во всеобщее помешательство. Что и происходит во Тьфу-славской губернии.

«Скандалы, соблазны и все так замешалось и сплелось с историей Чичикова, с мертвыми душами, что никоим образом нельзя было понять, которое из этих дел была наиглавнейшая чепуха…

А между тем завязалось дело размера беспредельного… Работали перья писцов… трудились казусные головы. Юрисконсульт, как скрытый маг, незримо ворочал всем механизмом… Путаница увеличивалась». В дело запущены ложные цифры, ложные донесения. Идея все спутать так сработала, что губерния рухнула в бестолковщину и мглу.

Чем не сегодняшний финансовый кризис? Кажется, эта глава только что вышла из типографии, а не была извлечена полтора века назад из портфеля Гоголя.

Но закончим все же светлым.

Есть в сохранившихся главах второго тома маленькая поэма о вечере, проведенном Чичиковым в гостях у помещика Петуха. Чудное существо является в нем, русский Гаргантюа, поедающий «чудовищ»-осетров. Петух вырастает со дна озера, как Нептун, обвешанный водорослями. И пусть смешон он в своем поклонении обедам, завтракам и ужинам, – есть в нем неубитая сила и нескрытая доброта. Его гостеприимство столь же необъятно, как необъятен по размерам сам Петр Петрович.

Каждое слово, каждая черточка этого вечера на великой русской реке и лежащего вблизи озера полны дыхания русского простора, его безбрежности и таящейся в его глубине надежды.

Смотрите сами.

«Возвращались назад уже сумерками. Весла ударяли впотьмах по водам, уже не отражавшим небо. Едва видны были по берегам озера огоньки. Месяц подымался, когда они пристали к берегу. Повсюду на треногах варили рыбаки уху, все из ершей да из животрепещущей рыбы. Все уже были дома. Гуси, коровы, козы давно уже были пригнаны. И самая пыль от них давно уже улеглась, и пастухи, пригнавшие их, стояли у ворот, ожидая крынки молока и приглашения к ухе. Там и сям слышался говор и гомон людской, громкое лаяние собак своей деревни и отдаленное – чужих деревень. Месяц подымался, стали озаряться потемки; и все, наконец, озарилось – и озеро, и избы; побледнели огни, стал виден дым из труб, осеребренный лучами».