Альманах Array - Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1

Совершенно неправдоподобной, наконец, выглядит версия «внешнего заговора» с давно набившими оскомину рассуждениями о руке Вашингтона, ЦРУ и пр. У Вашингтона не было более лояльного и полезного партнера, чем Мубарак, и только полные идиоты в Госдепартаменте могли бы под него подкапываться и инспирировать деятельность египетской оппозиции. Ведь ее антиправительственная борьба могла (и еще может) привести к непредсказуемым последствиям, вплоть до отхода Египта от давно устоявшегося курса на сотрудничество с Америкой по важнейшим направлениям, в первую очередь в борьбе с исламистским экстремизмом, особенно в сфере палестино-израильского противостояния.

Итак, все рассмотренные версии не дают ответа на вопрос о сути арабской революции. Что же тогда она собой представляет, каковы ее движущие силы?

Вообще вопрос о движущих силах революции всегда представлялся довольно туманным. В отличие от государственного переворота, который готовит и планирует некая организация, имеющая конкретную цель, революция возникает стихийно, спонтанно, иногда по совершенно непредсказуемому поводу, чуть ли не случайно (достаточно сравнить Февральскую революцию и Октябрьский переворот). Разумеется, существуют социальные силы, объективно в революции заинтересованные (например, третье сословие, то есть буржуазия во

Франции в 1789 году). Революция реализует цели этих сил, не всегда даже полностью осознанные, но в самом ее ходе двигателем преобразований наиболее активным участником революционных событий становятся иные элементы общества, часто имеющие совсем другую мотивацию.

В Египте, Тунисе, Ливии застрельщиками, авангардом революции выступили молодые представители непредпринимательской части среднего класса, то есть вчерашние студенты, учителя, врачи, адвокаты, клерки. «Люди Тахрира», «поколение модерн», молодая интеллигенция, борцы за свободу… Они действительно выражали настроения передовой, образованной части общества, которой до смерти надоел этот явно изживший себя, тусклый, застывший в склерозе режим лжи, коррупции, фальсификации выборов, произвола и полицейских расправ. Если бы надо было найти ключевые слова для описания мотивации этих людей, они могли бы быть такими: «Надоело! Не верим! Не боимся!»

Можно ли назвать их движущей силой революции? Вряд ли. Это авангард, тонкая прослойка, пусть и крайне активная и решительная. Их цель – свобода, освобождение от тисков «имитационной демократии», коллективной диктатуры бюрократической буржуазии, закамуфлированной под парламентскую систему. Конкретных позитивных проектов у них нет. Порыв – есть, но программа, организация – отсутствует. А если копнуть глубже и посмотреть, какие социальные силы могли бы выиграть от свержения «египетского Брежнева»? По логике вещей – средний класс, предприниматели, не связанные с укорененной и разветвленной пирамидой власти, тот средний и мелкий бизнес, который страдал, видя, как наживаются «жирные коты», сросшиеся с бюрократической и военной верхушкой и получающие посредством системы «уаста» (эквивалент «блата») выгодные контракты и привилегии. Конечно, революция в их интересах, но у них нет организации, политических партий, опыта, лидеров. А если говорить о широких массах, включая тех, кто живет на 2 долл, в день, то они, разумеется, могли бы выиграть, если бы к рулю правления пришли политики, сочетающие демократическую ориентацию с практическими знаниями и умением эффективно строить экономику современного типа, обуздать коррупцию, добиться и более справедливого распределения национального дохода, и осуществления такой программы развития и модернизации, которая позволила бы резко уменьшить безработицу. Увы, найти таких лидеров будет трудно, и воспроизведение на арабской земле «южнокорейского чуда» представляется маловероятным.

Что же тогда? Опять вернемся к проблеме характера революции. Применимо ли здесь вообще это понятие? Может быть, речь идет лишь о волнениях и беспорядках, которые вскоре затихнут и останутся в памяти как события, приведшие к падению нескольких диктаторов, слишком засидевшихся в своих креслах, или же к смягчению репрессивных режимов, уцелевших после кратковременного шока?

На это можно ответить так: в масштабе одной отдельно взятой арабской страны говорить о революции, тем более победившей, было бы, пожалуй, преувеличением. Мы не знаем, каков будет финал. Возможно, как уже говорилось, даже в Египте основы прежней системы сохранятся, а в Сирии, Бахрейне, Иордании, Алжире, а тем более в Марокко ныне правящие президенты и короли останутся у власти, проведя некие реформы, «выпустив пар из котла». В Ливии и Йемене так, скорее всего, не получится, но это два особых случая; что там в конечном счете будет – трудно даже гадать. Но при всем этом можно говорить об арабской революции в единственном числе. Ведь достаточно увидеть на экране телевизора кадры, показывающие десятки тысяч людей, буквально бурлящих на уличных демонстрациях в сирийских городах, чтобы осознать, до чего изменились времена! Разве можно было представить себе подобное всего несколько лет тому назад?

Пронесся смерч, прокатилась лавина «от океана до залива», как говорят арабы о своем ареале. После бурных событий, путчей и смены лидеров в первые годы после достижения независимости (5060-е годы прошлого столетия) наступила, казалось, эпоха застоя, когда десятки лет находились у власти одни и те же правители, державшие в полном подчинении безгласные и вроде бы смирившиеся со своей судьбой народы. Было впечатление, что арабы способны лишь на антиколониальную освободительную борьбу или же на мятежи под зеленым знаменем ислама. Но вот оказалось, что все не так. Бессловесные обрели голос. Пусть даже не видно четких движущих сил, совершенно неясен конечный итог – все равно арабский мир уже не будет таким, как прежде. Какая-то пружина лопнула. Видно, все это накапливалось подспудно многие годы и никто ничего не знал, не замечал, не предвидел – меньше всего сами правители, уверовавшие в свою непогрешимость, убежденные в том, что народ их обожает (а могло ли быть иначе – ведь каждое утро служба безопасности клала им на стол сводки, подтверждавшие народную любовь).

И вот что еще примечательно: отсутствие какой-либо определенной идеологической парадигмы. Наблюдатели с удивлением отмечали, что ни на площади Тахрир, ни на тунисских или бахрейнских площадях не было разделения на суннитов, шиитов, христиан, не звучали ни националистические, ни исламистские, ни социалистические лозунги, не проклинали Америку и не жгли израильские флаги. Люди были как бы выше всего этого – привычного, рутинного, конъюнктурного. В этом смысле арабскую революцию можно назвать трансидеологической и трансконфессиональной.