Array Коллектив авторов - Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре

В польской общественной мысли эпохи Просвещения проблема упадка шляхетской республики получила самое широкое и разностороннее толкование [651]. С точки зрения освещения темы «разделов страны» до времени Четырехлетнего сейма следует указать на двух авторов: короля Станислава Августа и королевского камергера Феликса Лойко. Именно под знаком трагического финала польско-литовского шляхетского государства и собственного правления были написаны мемуары последнего короля Речи Посполитой [652]. И если в той их части, которая вышла из-под пера монарха в 1770-е гг., король стремился прежде всего объяснить собственные поступки и доказать оправданность политики своего двора, то в редакции 1790-х гг. он недвусмысленно ставит вопрос о причинах гибели Польши. Однако, если мемуары Станислава Августа не были известны современникам, то многочисленные публицистические сочинения его камергера, ставшие непосредственным откликом на первый раздел Польши и изданные в 1770-е гг. на разных языках, получили широкую известность в Европе [653]. Детально проанализировавший полемику Ф. Лойко с апологетами политики держав-захватчиков (прежде всего Пруссии) А.Ф. Грабский высказал убедительную гипотезу, что соавтором польского камергера нередко выступал сам Станислав Август [654]. В этих сочинениях Ф. Лойко присутствовала весьма обстоятельная историческая аргументация, призванная опровергнуть доводы захватчиков. Тем не менее названные труды едва ли можно с полным правом отнести к области историографии. Обращение к историческому прошлому здесь служило только обоснованием права, только одним из средств в острой политической полемике. В прочем, в той или иной степени подобный метод обращения к истории был весьма характерен для всех политических сочинений XVIII в.

В целом во второй половине XVIII в. (до 1788 г.) можно отметить значительное внимание представителей европейской политической мысли эпохи Просвещения к проблемам «упадка Польши» и «разделов Речи Посполитой», что выразилось во многих разнообразных публикациях. Мы коротко остановились только на тех, которые по форме в наибольшей степени соответствовали трудам исторического характера, имели исторический экскурс, претендовали на историчность в изложении событий, а их авторы обращались к историческим источникам. Однако, несмотря на имеющиеся в лучших своих образцах признаки исторических сочинений, литература XVIII в. не может быть в полной мере причислена к историографии. Рассмотренные труды по содержанию принадлежат к политическим сочинениям, а обращение в них к истории служит не более чем аргументом в актуальной политической полемике или иллюстрацией к выдвигаемым авторами философско-политическим концепциям.

При этом в разных странах за пределами Польши уровень развития и характер литературы по польской истории существенно различались. В наибольшей степени такие сочинения получили распространение во Франции и затем в Англии, где наиболее интенсивно протекала литературная и общественная жизнь. В Германии литература, затрагивавшая польскую проблематику, была представлена многократно скромнее, и развивалась она под сильным воздействием официальной прусской, австрийской и саксонской пропаганды. Особенностью ее также было значительное внимание в протестантских землях Германии к положению своих польских единоверцев [655]. В России вплоть до начала XIX в. польская история XVIII в. в политических сочинениях не получила заметного отражения.

Среди основных положений европейской общественно-политической мысли в области истории Речи Посполитой был тезис о «внутренних» и «внешних» причинах «падения» шляхетской республики. При этом представители политической мысли Польши, Франции и частично Англии, признавая наличие первых, все же рассматривали как главный фактор раздела страны политику великих держав – соседей Польши, чему другие страны были не в силах воспрепятствовать якобы из-за своей отдаленности. Официальная прусская пропаганда и соответствующее направление в публицистике германских земель и других государств Севера Европы, напротив, усматривали главную причину «упадка Польши» во внутренних условиях развития страны, возлагая ответственность за катастрофу на саму «шляхетскую нацию» Речи Посполитой.

В свою очередь, выдвинутый в политических сочинениях XVIII в. тезис о «внутренних причинах упадка Польши» получил, с одной стороны, историческое объяснение (Станислав Август, Ф. Лойко, У. Кокс), когда «польская анархия» рассматривалась как исторически обусловленный и преодолимый этап развития страны, в той или иной форме пройденный и другими государствами. С другой стороны, было широко распространено и антиисторическое толкование в духе имманентного противопоставления «польского безнарядья» рационалистически организованному (регулярному) государству, будь то в абсолютистском духе (Фридрих II) или республиканском (Руссо, Мабли).

Внешний фактор получил описание в политической литературе посредством свойственной для эпохи Просвещения концепции политического равновесия. Последнее было якобы нарушено, а затем восстановлено благодаря разделу страны. Такая механистическая интерпретация была характерна для рационалистических «политических систем» XVIII в., и в то же время она отражала, как отмечал еще К.О. Аретин, кризис международной системы старого порядка [656].

Эпоха Великой французской революции, наполеоновских войн и последовавший за ней период Реставрации ознаменовались кардинальными переменами и в истории Польши: от Четырехлетнего сейма и гибели шляхетской Речи Посполитой до Ноябрьского восстания 1830 г. В рассматриваемый период под воздействием событий эпохи, прежде всего вследствие окончательного раздела шляхетской республики, произошли определенные изменения в воззрениях на причины «упадка Польши». Наряду с традиционными высказываниями о собственной вине поляков за гибель своего государства, которое один немецкий автор в изданном в Кельне в 1808 г. сочинении сравнивал с античной Римской империей и вопрошал, «стоит ли искать причину гибели римского колосса в готах, вандалах или герулах» [657], появились и новые суждения.

В Польше их возникновение было подготовлено не только общественно-политической ситуацией последней трети XVIII в., но и развитием исторического знания в Речи Посполитой, когда появляются первые тома «Истории польского народа» Адама Нарушевича, задавшегося целью выяснить «причины возвышения и упадка государств», или сочинения Францишека Езерского.

Во время Четырехлетнего сейма, в 1790 г. Станислав Сташиц в «Предостережении Польше» [658]высказал мысль об ответственности шляхты за отсталость страны и сформулировал новое понимание народности, принципиально отличное от представлений о шляхетской нации Речи Посполитой. Центральное место в польской политической мысли рассматриваемого периода принадлежало книге «Об установлении и падении Конституции 3 мая». Написана она была по инициативе Хуго Коллонтая в соавторстве с Францишеком Дмоховским и Игнацием и Станиславом Потоцкими, вышла в свет в 1793 г. в Меце по-польски и тогда же – в переводе на немецкий язык [659]. Труд, составленный под руководством Коллонтая, стал ответом польского реформаторского лагеря на декларацию русского и прусского дворов о втором разделе Польши. Однако высказанные соавторами идеи выходили далеко за рамки политической полемики и оставили на долгое время заметный след в историографии.