Жан-Франсуа Солнон - Венценосные супруги. Между любовью и властью. Тайны великих союзов

Император же полагал, что его страна не готова к войне, надеялся договориться с Бисмарком, грозным прусским министром, и создать полезные союзы. В июле 1867 г. с этими мыслями он отправил императрицу к Виктории. Английская королева признала ответственность Пруссии, но посоветовала в настоящий момент выбрать «мир, а не вооружение». Когда же в августе французская чета нанесла визит императору Францу Иосифу и императрице Елизавете, чтобы подтолкнуть их к реваншу, то успеха она не добилась. Наблюдатели отмечали один небольшой, но показательный факт: Сисси согласилась пообщаться с Евгенией в Зальцбурге, но та ушла со встречи, чтобы побеседовать с императорами. Несмотря на то что Франция отступилась от Максимилиана, брата Франца Иосифа, казненного в июне, австрийский император благосклонно смотрел на сближение с Парижем, но тем не менее понимал, что Австрия не поддержит французскую агрессию против Пруссии.

Бисмарк, воодушевленный успехами, с удовольствием принялся унижать Францию. Наполеон III ссылался на принципы европейского равновесия, требуя компенсаций в связи с прусской гегемонией. А также ходатайствовал об аннексии ряда земель на юго-западе Саары либо Люксембурга, фактически представлявшего собой баварский палатинат, либо саму Бельгию. Прусский премьер-министр, казалось, впервые согласен с требованиями Парижа, которые он в шутку называл «чаевыми», но затем было выгоднее официально их не поддержать, надменно отказать в уступке каких-либо германских территорий, предупредить государства, на которые претендовала Франция и изолировать ее в Европе. Бисмарк играл Наполеоном III. Евгения считала его дьяволом.

Скверные это были годы. Успех Всемирной выставки 1867 г., где Евгения устроила торжественную встречу всем коронованным гостям, не сумел скрыть дипломатические неудачи, провал военной реформы [224] Реформа, предпринятая военным министром маршалом Ньелем, который хотел сравнять мощь французской армии с прусской. Законодательный корпус, разбирая все возражения по поводу реформы, закрыл проект, поскольку республиканцы не верили в прусскую агрессию. , пробуждение республиканской оппозиции. Императрица от разочарования перешла к тревоге, уверенная, что оппозиционеры, которым было очень несвойственно спокойствие, использовали с выгодой для себя новые реформы, начатые в январе 1867 г. [225] После первых реформ, дарованных в 1860–1861 гг., которые усилили парламентский контроль над государственной политикой, в 1867–1868 гг. последовала вторая волна либеральных уступок. Евгении не улыбалась мысль о допущении либералов в политику. И ей было приятно найти союзников среди министров, которые как, например, Руэр, оставались верны авторитарной Империи. Тем не менее курс был выбран, и Евгении не удалось его затормозить. При этом кое-кто уже выступал против «партии» или «политики» императрицы, как будто линии императора и его жены в чем-то соперничали.

Более справедливым будет утверждение, что влияние Евгении росло, но свою волю Наполеону она не диктовала. Тем не менее ее воздействие на мужа стало темой меморандума, который Персиньи, бывший министр внутренних дел и старый соратник императора, адресовал своему господину в ноябре 1867 г.

Письмо было конфиденциальным, но больной император попросил жену вскрыть корреспонденцию. И она вслух зачитала ему текст, озаглавленный «О присутствии императрицы на Совете». В начале автор признавал, как многому она научилась на уроках политики своего мужа и как преуспела в понимании самых трудных вопросов. Но, спрашивал министр, не разожгло ли знакомство с государственными делами, которое готовило императрицу к потенциальному регентству, ее личные амбиции? Персиньи возражал против того, что императрица находилась на совете рядом с императором, усматривая в этом «своеобразный раздел власти». Евгения ничего не выигрывала, «вписывая» свое имя в государственные мероприятия. Если те терпели неудачу, то ответственность возлагалась на нее, а если они успешны, то всю славу ей приходилось делить с императором. «И в одном, и в другом случае, — продолжал министр, — престижу Империи наносится вред, поскольку все, в конечном счете, ослабляет ее».

Обвиняемая от таких заключений побледнела [226] Евгения не любила Персиньи за то, что в свое время он возражал против ее брака. «Не стоит подвергаться риску получить государственный переворот, — объявил он, — ради женитьбы на лоретке». . Глубоко уязвленная, она решила впредь никогда не показываться на Совете. Или хотя бы не бывать там регулярно. «Начиная с 1869 г., — пишет Эмиль Оливье, — государыня появлялась на советах лишь периодически». С этого времени после неудачных майских выборов [227] В мае 1869 г. сторонники авторитарной империи потеряли большинство, которое держали с 1852 г. Хозяйкой положения стала бонапартистская и либеральная Третья партия Эмиля Оливье. Наполеон III сделал еще несколько либеральных уступок, и режим стал полупарламентским благодаря новым прерогативам, пожалованным Законодательному корпусу. Евгения снова высказала неодобрение. Безрезультатно. Впрочем, ее сторонников заставили уйти со сцены. Снятие министров, разделявших ее неприятие реформ, было словно хлесткая пощечина. Императрица оказалась в изоляции.

По ее мнению, либерализация имперского режима не сулила никаких выгод. Более того, теперь у всеобщего недовольства было больше возможностей для проявления. Новую линию Наполеона III не одобрял никто: самые лояльные по отношению к нему политики называли реформы глупостью, те, кто ностальгически воспоминал авторитарную империю, говорили о преступной слабости, а откровенные оппозиционеры обзывали дрянными. «Мы, — сказала императрица, — словно в осаде; только успеваем закончить одно дело, как начинается другое. Если бы принцу-наследнику было 18, мы бы отреклись от трона».

Консерватизм Евгении имел свои причины. Она боялась увидеть, как ее авторитет ослабнет однажды, когда она будет осуществлять регентство от имени сына. Дело в том, что император болел. Серьезно. Его мучил камень в мочевом пузыре. Боль, как он говорил врачам, мучила его периодами: иногда она отступала, но болезнь была хронической. Расшатанное здоровье не оставляло возможности править страной. В течение 1868 г. Наполеон множество раз был не в состоянии председательствовать на Совете. Умри он, Евгения должна была бы сохранить власть для сына, а вокруг себя она видела только несогласие, враждебность и угрозу. В августе 1868 г. ее потряс один случай. Наследный принц раздавал в Сорбонне призы за студенческий конкурс. Один из лауреатов, сын генерала Кавеньяка, знаменитого оппонента Наполеона III, отказался принять награду из рук императорского сына. Инцидент наделал много шума. Евгения в слезах убеждала себя, что это оскорбление — преддверие грядущих несчастий. Оппозиция заняла слишком много места в империи. Та оказалась под угрозой.