Олег Шишкин - Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж

Личная встреча моя с одним из названных ориенталистов произошла у меня в закрытом заседании президиума Главнауки, где я служил ученым консультантом одной из комиссий (в Москве). В этом заседании я защищал свое ходатайство о научной командировке моей в Монголию и в Тибет для изучения языка. На этом заседании присутствовал и Хаян-Хираб, приглашенный по моему совету в качестве консультанта и поддерживавший мою точку зрения, на этом заседании академик-ориенталист действительно обрушился на меня, утверждавшего (без детальной аргументации), что монгольские и тибетские ученые далеки от облика наивных дикарей, который навязывают им западные ученые. Академик-ориенталист защищал точку зрения Рокхилла, Уоделла, даже Гренара о низком культурном уровне лам, подтверждая это положение ссылкой на авторитеты свой и своего коллеги, известного Вам академика-ориенталиста, бывшего лично в Шигат-зэ.

Из-за отказа в командировке, Барченко ушел из НКП в ВСНХ, «где ему гарантировали самостоятельность исследования».

ПРОТОКОЛ № 2

От 10 июня 1937 года

Допроса Барченко Александра Васильевича

Следователь Али

Вопрос: Вы обвиняетесь в том, что создали масонскую контрреволюционную организацию «Единое Трудовое Братство», возглавляли эту организацию и руководили ею. Признаете ли вы себя виновным?

Ответ: Признаю себя виновным в том, что в 1923 году создал в Ленинграде контрреволюционную организацию ЕТБ на основе отрицания классовой борьбы в обществе, неприятия диктатуры пролетариата и утверждения принципов христианского коммунизма и объединения на этой платформе элементов без различия их политической, классовой и религиозной принадлежности.

Вопрос: При каких обстоятельствах была создана вами организация ЕТБ?

Ответ: К созданию организации ЕТБ я пришел не сразу. Ее создание является плодом моих многолетних религиозно-мистических увлечений и исканий, источником которых являются ряд фактов и обстоятельств, о которых я скажу дальше. В семье (мой отец бывший крепостной, а потом крупный собственник, мать — из духовной семьи) я был воспитан в религиозном духе, уже в юношеские годы отличался склонностью к мистике и ко всему таинственному. В годы революции 1905 года я учился в Юрьевском университете. Моя религиозность уже тогда выливалась (больше) в панмистическую, чем (в) церковную форму. Но уцелевший в полном объеме «евангелизм» создавал полный сумбур в моем отношении к политическим событиям, принципы «общечеловеческого», «абсолютной морали» и т. п. мне были несоизмеримо ближе и понятнее, чем классовая сущность происходивших революционных событий. Это отклоняло меня от связей с революционным студенчеством и толкало к общению с совершенно чуждой революции средой.

В этот период мой земляк, профессор римского права Юрьевского университета Кривцов А. С., рассказал мне, что, будучи в Париже и общаясь там с известным мистиком-оккультистом Сент-Ив де Альвейдером, он познакомился с какими-то индусами; эти индусы говорили, что в Северо-Западном Тибете в доисторические времена существовал очаг величайшей культуры, которой был известен особый, синтетический метод, представляющий собой высшую степень универсального знания, что положения европейской мистики и оккультизма, в том числе и масонства, представляют искаженные перепевы и отголоски древней науки. Рассказ Кривцова явился первым толчком, направившим мое мышление на путь исканий, наполнивших в дальнейшем всю мою жизнь. Предполагая возможность сохранения в той или иной форме остатков этой доисторической науки, я занялся изучением древней истории, культур, мистических учений и постепенно с головой ушел в мистику.

Увлечение мистикой доходило до того, что в 1909–1911 гг., начитавшись различных («пособий»?), я занялся хиромантией, гадал по рукам. С этой целью я выехал в город Боровичи (Новгородской губернии), где с разрешения местной полиции открыл прием желающих получить консультацию.

Мои поиски о мистических учениях нашли выражение в «Докторе Черном». В этом романе я выдвигал идею о существовании в замкнутых общинах Тибета остатков доисторической культуры и ее хранителей, глубоко посвященных в знания древней науки, и наивно проводил параллели между этими остатками и новейшими изысканиями европейской науки.

Процесс оформления моего мистического мировоззрения завершился в период Октябрьской революции, чему в определенной мере способствовали мои связи в Петрограде.

Октябрьскую революцию я встретил враждебно, воспринимая только внешнее проявление толпы, смешивавшее в моем понимании люмпен-пролетариат с пролетариатом и создававшее у меня представление о «животной распущенности» рабочих, матросов и красногвардейцев. Это создавало стремление скрыться, спрятаться от революции.

Вместе с этим, в соответствии с владевшими мной мистическими настроениями, революцию я воспринял как некоторую возможность для осуществления христианских идеалов, противопоставляя их идеалам классовой борьбы и диктатуры пролетариата, идеи невмешательства в политическую борьбу и разрешения социальных вопросов индивидуальной нравственной переделкой себя. Свои взгляды в этот период я проводил, читая лекции, в часто печатавшихся мной литературных произведениях религиозно-мистического характера.

Вопрос: В каких изданиях вы сотрудничали в тот период?

Ответ: В 1917 году в Петрограде я сотрудничал в «Русском паломнике», редактором этого журнала был один магистр богословия, фамилию его я сейчас не помню(…) [264] Здесь и далее (…) означают пропуски в оригинале. — Примеч. С. Барченко. В 1918 году мной был помещен религиозно-мистический рассказ в журнале «Вестник труда»(….) Кроме того, я общался с либерально-поповским издательством «Соборный разум», обсуждая различные социальные вопросы. В одном из таких журналов я поместил поповско-пацифистскую статью «Частное дело».

Вопрос: Продолжайте показания об обстоятельствах создания вами ЕТБ.

Ответ: Моя общественно-мистическая деятельность в Петрограде скоро привлекла ко мне внимание привилегированных слоев бывшего дворянства, начавших искать со мной знакомства и сближения. В конце 1917 и начале 1918 годов на почве склонности к мистике и общности контрреволюционных взглядов мне пришлось общаться, в частности, с бывшей фрейлиной Александры Федоровны Данзас Ю. Н., являвшейся мистической писательницей и в то же время секретарем фирмы Стахеева, владелец которой эмигрировал в Англию. По ее словам, она была во главе мистического кружка, в который входил тайный нунций Неве [265] Пи Эжен Неве — монах ордена ассумпционистов-августинцев Успения Девы Марии. и униатский статс-секретарь Ватикана Федоров [266] Федоров Леонид — экзарх Русской греко-католической церкви. . К числу этих же связей относятся: генерал Радкевич, состоявший в кружке Данзас. Доктор Бобровский — двоюродный брат черносотенца Маркова Второго, у которого также собирался мистический кружок, на котором я выступал с докладами философско-мистического содержания. Лобода — юрист, представитель мистического кружка «Сфинкс», собрания которого я часто посещал; между прочим, одно из собраний было в доме на Владимирском проспекте в Петрограде, в этом доме членам собрания с благоговением показывали комнату, в которой в свое время скрывался от большевиков Савинков. Доктор Никифорова — член кружка «Сфинкс», с которой бывал на собраниях этого кружка, на котором были резко негодующие выступления по поводу Октябрьской революции. Мое «христианско-пацифистское» выступление успеха не имело, и я ушел с собрания.