Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

19 июля 1941 года Сталин стал наркомом обороны (до этого номинально войной руководил прежний нарком С.К. Тимошенко), а 8 августа – Верховным Главнокомандующим, возглавив Ставку Верховного Главнокомандования. То, что эти очевидные мероприятия были проведены с таким опозданием, свидетельствует, что Сталин был очень растерян в первые недели войны, не знал, что именно следует предпринять, и не спешил брать на себя ответственность за поражения Красной Армии.

Война потребовала отказаться от интернационалистских лозунгов в пользу патриотических. Немецкие пролетарии совсем не собирались переходить на сторону Красной Армии и превращать захватническую войну в гражданскую. А до мировой революции было так же далеко, как до звезд. Уже в докладе 6 ноября 1941 года, перед знаменитым парадом на Красной площади в осажденной Москве, Сталин сделал упор не на интернационализм и братство «советских народов», а на ведущую роль русского народа в противостоянии немцам. Имея в виду Гитлера и нацистов, он заявил: «И эти люди, лишенные совести и чести, люди с моралью животных имеют наглость призывать к уничтожению великой русской нации, нации Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского, Горького и Чехова, Сеченова и Павлова, Репина и Сурикова, Суворова и Кутузова!..» А на параде 7 ноября, обращаясь к красноармейцам, перечислил только русских полководцев и государственных деятелей: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!» Даже для Богдана Хмельницкого в этом перечне места не нашлось, и не говоря уж о Салавате Юлаеве или Багратионе. Сталин сделал ставку на русский народ и имперскую традицию и перечислил только тех героев, которые этой традиции соответствовали не только делами, но и национальностью.

Сталин требовал от своих генералов и маршалов беспощадности к подчиненным, готовности, не считаясь с жертвами, выполнять поставленные задачи. Он спрашивал с них за невзятые или оставленные города, а не за большие потери. И еще Верховный поощрял мордобой со стороны командующих по отношению к подчиненным офицерам и даже генералам. Так, уже в сентябре 1941 года генерал А.И. Еременко, командовавший Брянским фронтом, хвастался, что «с одобрения Сталина избил несколько командиров корпусов, а одному разбил голову». О фактах такого рода свидетельствует Хрущев, в присутствии которого Сталин требовал от генералов и маршалов бить морду подчиненным, невзирая на звания и должности. Да и тот факт, что многочисленные факты рукоприкладства со стороны Жукова, Конева, того же Еременко и других маршалов и генералов Сталин оставлял без последствий, свидетельствует о том, что Верховный Главнокомандующий подобные методы воспитания и контроля за исполнением приказов поощрял. Для него важно было как то, что одни генералы в охотку били других, с меньшим числом звезд, так и то, что побитые покорно сносили побои. Сталину не нужны были полководцы-личности, которыми трудно было бы управлять. Ведь если один генерал или маршал опускался до мордобоя, а другой генерал подобное унижение молча сносил, то оба они не могли ощущать себя самостоятельными, независимыми личностями. И можно было быть уверенным, что никто из таких генералов не способен на бунт. Правда, была и оборотная сторона медали. Такие полководцы воевали не слишком успешно, ибо генералы слишком боялись маршалов, а маршалы – самого Сталина. Однако с точки зрения сохранения власти лучше было иметь плохих полководцев, которые уж точно не станут бонапартами, чем хороших, которым победы могут вскружить голову и толкнуть в политику. И, кроме того, в окружении послушных и недалеких генералов и маршалов Сталину было легче ощущать самого себя великим полководцем. Хотя на самом деле полководческим талантом он не обладал.

Об ошибках Сталина в руководстве борьбой на советско-германском фронте написано немало. Я не буду здесь их разбирать – для этого потребовалась бы еще одна книга. Но в связи с этим хочу привести только один пример. 23 октября 1941 года Сталин направил командованию Ленинградского фронта следующее распоряжение: «Судя по Вашим медлительным действиям, можно прийти к выводу, что Вы еще не осознали критического положения, в котором находятся войска Ленфронта. Если Вы в течение нескольких ближайших дней не прорвете фронта и не восстановите прочной связи с 54 армией, которая Вас связывает с тылом страны, все Ваши войска будут взяты в плен. Восстановление этой связи необходимо не только для того, чтобы снабжать войска Ленфронта, но и, особенно, для того, чтобы дать выход войскам Ленфронта для отхода на восток для избежания плена, если необходимость заставит сдать Ленинград. Имейте в виду, что Москва находится в критическом положении и она не в состоянии помочь Вам новыми силами. Либо вы в эти два-три дня прорвете фронт и дадите возможность нашим войскам отойти на восток в случае невозможности удержать Ленинград, либо вы все попадете в плен.

Мы требуем от вас решительных и быстрых действий.

Сосредоточьте дивизий восемь или десять и прорвитесь на восток. Это необходимо и на тот случай, если Ленинград будет удержан, и на случай сдачи Ленинграда. Для нас армия важней. Требуем от вас решительных действий.

Сталин».

Оказывается, Сталин пытался прорвать блокаду Ленинграда осенью 41-го фактически лишь с одной целью: вывести войска из блокированного города на восток, бросив миллионы ленинградцев на произвол судьбы. Как откровенно признавался Верховный, «для нас армия важней». Мирные жители никакой ценности не представляли. Тут уж можно сказать: не было бы счастья, да несчастье помогло. Если бы тогда, в октябре или ноябре 1941 года блокаду удалось бы прорвать, можно не сомневаться, что войскам Ленинградского фронта приказали бы оставить осажденную «северную столицу» и прорываться на восток. В этом случае судьба населения Ленинграда могла бы оказаться еще более трагичной, чем оказалась в действительности. Немцы вряд ли бы смогли прокормить ленинградцев зимой 1941/42 года, как не смогли прокормить они миллионы военнопленных. Для этого у немецкой армии не было ни необходимых запасов продовольствия, ни воли политического руководства в лице Гитлера, собиравшегося многократно уменьшить численность славян. В результате население Ленинграда осталось бы без снабжения продовольствием и теплом. Вероятно, в зиму 1941/42 погиб бы не миллион ленинградцев, как это действительно случилось за всю блокаду, а почти все оставшееся население города.