Найджел Клифф - В поисках христиан и пряностей

Наверху карты – или на Дальнем Востоке – помещался Райский сад, колыбель самого человечества [180]. В этом образчике предписанной отцами церкви географии не было ничего символичного. Огромная энциклопедия, составленная святым Исидором Севильским [181], – это самый популярный учебник Средних веков и Ренессанса – перечисляла Рай земной среди восточных областей наряду с Индией, Персией и Малой Азией. Статья о Рае в «Полихрониконе», или «Универсальной истории» XIV века, проясняла, что он составляет «значительную часть поверхности земли, будучи не меньше Индии или Египта, ибо был предназначен для всего рода человеческого, если бы человек не согрешил» [182]. После Грехопадения путь в сад, разумеется, был закрыт: на картах показано, как его охраняют ангел с мечом, стена пламени, кишащая змеями пустыня, а сам он расположен на вершине горы такой высокой, что она касается орбиты Луны (именно поэтому он остался сух во время Потопа), или же заточен на острове, единственным входом куда служит пугающая дверь с надписью «ВРАТА РАЯ». Так или иначе, в раю скрываются густые зеленые леса, пахучие цветы и ласкающие ветерки, равно как все мыслимые красоты, разновидности счастья, богатств и удачи. Рай земной, возможно, был недоступен, но в существовании его не сомневались.

Помимо такого авторитетного источника, как Библия, Европа столетиями могла опираться лишь на фрагменты античных текстов, уцелевших в хаосе нашествий варваров. В типично средневековом духе она безудержно приукрашивала содержавшиеся в них сведения. В «Романе об Александре», средневековом бестселлере, излагающем приключения Александра Великого (сами эти приключения пережили бесчисленные переиздания и с каждым следующим становились все невероятнее), рассказывалось о том, как воочию был увиден Рай [183]. В одной из версий Александр и его спутники плыли под парусами по реке Ганг, когда вдоль берега вдруг возникла высоченная городская стена. Три дня они плыли вдоль нее, пока вдруг не увидели маленькое окошко и не окликнули. Ответивший им престарелый привратник объяснил, что они нашли город благословенных и что им грозит смертельная опасность. От стены Александр увез с собой сувенир, камень тяжелее золота, который, едва коснется земли, становился легче пера – символ конца, ожидающего самых могущественных людей. Учение античности, подкрепленное фантазией Средневековья, в ответе и за уверенность в том, что Александр повстречал в своих странствиях многочисленные «чудовищные народы» [184], включая пигмеев, каннибалов, псеглавцев, людей с лицом на груди и еще некими, вообще не имевшими рта и питавшимися ароматом яблок. У каждой расы имелось общепринятое название: последние в списке уместно именовались «нюхающими яблоки».

Изображая на картах [185]наряду с Адамом и Евой, покидающими Райский сад, Христом, восстающим из мертвых, еще и души, отправляющиеся к блаженству или на муки ада в час Страшного суда, картографы исхитрились найти место для пустующей Вавилонской башни, праздных Блаженных островов, страны Сухого Дерева, о которой писал Марко Поло, золотых копей Офира, Десяти потерянных колен Израилевых, царства волхвов и царства варварских народов Гога и Магога, чье освобождение от уз развяжет битву за Конец Времен на земле [186]. Последние два царства помещались на самом дальнем севере Азии, где их удерживали железные врата, построенные Александром Великим, который заградил путь им и еще – ни много ни мало! – двадцати двум злобным народам. Карты изображали пугающие племена, пьющие человеческую кровь и поедающие человеческое мясо, в том числе нежную плоть детей и недоношенных младенцев. Подобные мрачные фантазии не были уделом лишь разжигающих страхи популистов: они воспринимались как святое писание виднейшими умами эпохи.

Спекуляции и домыслы множились, и Европа начинала верить, что эти фантастические места реальны, а тем временем о реальных местах было известно так мало, что они, в свою очередь, подпитывали диковинные фантазии. И что крайне важно – отдаленные области Востока представляли собой такую загадку, что позволяли вообразить – по меньшей мере на каком-то глубинном уровне, – будто там живут христиане.

Изо всех загадок наибольшую путаницу вносило местонахождение Индии, которое обернулось причиной несказанного разочарования, поскольку Индия считалась источником самого ценимого товара на свете: пряностей.

Ничто не радовало так средневековое нёбо как огненный взрыв пряностей. На кухнях по всей Европе пряностями обильно приправляли соусы, пряности замачивали в вине и засахаривали как конфеты, причем сам сахар расценивался как пряность. Корица, имбирь и шафран были главными ингредиентами в рецептах любого уважающего себя повара, а драгоценные гвоздику, мускатный орех и мейс из шелухи мускатного ореха клали едва ли не во все блюда. Даже деревенские жители жаждали черного перца, тогда как состоятельные гурманы в поразительных количествах жадно поглощали весь спектр от аниса до белой кукурмы, которую за редкостью заменил имбирь. Дом и двор первого герцога Бэкингемского в XV веке потреблял два фунта пряностей в день, включая почти фунт перца и полфунта имбиря, но даже такие исключительные объемы бледнели в сравнении с мешками пряностей, опорожняемых в горшки и кастрюли на пирах королей и епископов. Когда герцог Георг Богатый Баварский сочетался браком в 1476 году, повара затребовали огромное количество восточных даров природы:

Перца – 386 фунтов.

Имбиря – 286 фунтов.

Шафрана – 207 фунтов.

Корицы – 205 фунтов.

Гвоздики – 15 фунтов.

Мускатного ореха – 85 фунтов [187].

Пряности не только щекотали нёбо [188]: по счастливому совпадению они были полезны для здоровья. Студентов-медиков Средневековья учили, что человеческое тело есть микрокосм, то есть вселенная в миниатюре, – эта концепция была выведена из античной медицины и передана Европе мусульманскими врачами. Четыре гумора, или телесных сока, являлись эквивалентами огня, земли, воздуха и воды, и каждый отвечал за собственную, присущую ему черту характера. Например, кровь могла настроить вас сангвинически или неотразимо оптимистически, а черная желчь подпитывала меланхолию; и хотя никто не наделен благословением совершенного равновесия гуморов, чрезмерный дисбаланс приводит к болезни. В поддержании равновесия телесных соков особую роль играла пища. Подобно гуморам она классифицировалась в соответствии со степенями ее жара и влажности. Холодная, влажная пища, как, например, рыба и многие виды мяса, тем самым становилась менее опасной, будучи сдобрена щедрой дозой сухих, жарких пряностей. Более того, пряности считались действенным слабительным – ценимое свойство в эпоху, любившую, чтобы лекарственные средства оказывали действие столь же бурное, что и проявления болезней.