Найджел Клифф - В поисках христиан и пряностей

Первая фактическая информация о происхождении пряностей достигла Европы в период долгого монгольского мира. Монголы, которым не было дела до веры, гарантировали безопасность путешествий всем, кто прибывал в их обширную империю, и для тех европейцев, кто жаждал приключений, перспектива проникнуть в таинственные области Азии оказалась непреодолимо заманчивой. Первыми двинулись миссионеры [202], вскоре за ними последовали купцы [203]. Как всегда, впереди были итальянцы, и среди них – молодой венецианец по имени Марко Поло. В 1271 году семнадцатилетний Марко совершил путешествие в Пекин, где стал доверенным посланником монгольского императора Хубилай-хана, а позднее отправился осматривать внушительные владения великого хана. В Венецию он вернулся двадцать четыре года спустя с большим грузом драгоценностей и с еще большим – невероятных историй. Почти доехав до дома, он попал в тюрьму в Генуе, которая воевала с Венецией, и, чтобы разогнать скуку, диктовал собрату по заключению «Книгу о разнообразии мира».

Азия Марко Поло была на удивление лишена «чудовищных народов»: он выплеснул холодную воду на огнеупорную саламандру и преобразил единорога в гораздо менее грациозного носорога. Он – или его сосед по острогу – не устоял перед любимыми легендами: алмазы, как объяснялось в «Книге», поедаются белыми орлами, которых заманивают в населенные змеями расселины сырым мясом, а после индусы выковыривают алмазы из птичьего гуано, но в целом его повествование представляет собой отчет практичного бизнесмена, – вот почему он так поражает при чтении. Китай Марко Поло описывает как мирную и процветающую страну, обладающую большими землями и большими богатствами, царство бесчисленных городов, построенных с колоссальным размахом, поскольку в каждом тысячи мраморных мостов и гавани со множеством плоскодонных судов. Согласно Марко Поло, на расстоянии полутора тысяч миль от Китая (слишком завышенная оценка, которая весьма сильно ободрит генуэзского мореплавателя по имени Христофор Колумб) находилась Япония, крыши дворцов которой были из золота. Поло оказался первым европейцем, сообщившим о существовании Японии и Индокитая; также он первым из известных европейцев достиг Индии, он же первым привез сведения о том, что многие ее пряности происходят с островов, лежащих еще дальше на восток, и даже привел их точное число – 7448.

Монголы так и не завоевали Индию, и лишь очень немногие выходцы с Запада добрались туда после Марко Поло. В 1291 году, незадолго до того, как он изумил своим возвращением Венецию, два монаха-миссионера [204]посетили Индию по пути в Китай, вскоре за ними последовал бесстрашный доминиканец по имени Иордан де Северак, который большую часть жизни единолично поддерживал существование крошечных христианских общин, созданных его предшественниками. И Иордан, и его собрат-францисканец Одорико ди Порденоне [205]записали рассказы о чудесах Индии, которые сильно приукрасили, дабы привлечь новых рекрутов, но и в них тоже содержались свежие сведения. Одорико наконец разъяснил, что перец растет на лианах и высыхает на солнце; он добавил, что по рощам бродят крокодилы, но животные эти пугливые и убегают от малейшего огня. Другой францисканец Джованни Мариньола, отправившийся в 1338 году посланником папы римского в Китай и пятнадцать лет странствовавший по Азии, описал сбор урожая перца и лишил мистического ореола людей со ступнями как зонты – познакомив Запад с зонтом от дождя и солнца.

Изо всех новых откровений брата Одорико наибольшее возбуждение вызвал рассказ о том, что перец в Индии в таком же изобилии, как зерно в Европе; урожай, предполагал францисканец, растет только на Малабарском берегу [206], орошаемом муссонными ливнями на юго-западном побережье Индии, но путнику потребуется восемнадцать дней, чтобы из конца в конец пересечь плантацию. Как раз такие известия разжигали ярость европейцев на разорительные цены за кулинарные добавки. Чем реальнее становилась для Запада Индия, тем больше былое благоговение перед невероятной редкостью пряностей отвергалось ради новых историй об их абсурдном изобилии. Пряности, как начали утверждать полемисты, растут на Востоке повсюду и ничего не стоят, а враги христианского мира измышляют различные байки и манипулируют поставками и ценами.

Для многих чаша терпения переполнилась. Огромные пространства суши, описанные Марко Поло, были неизвестны как античным, так и христианским географам, и его утверждения местами встречали недоверие. Его голос был одним из многих, и другие путешественники продолжали распространять и приукрашивать старые истории, – случалось, даже не выезжая из дома. Фантастические «Путешествия сэра Джона Мандевиля», написанные скорее всего в середине XIV века французским лекарем из Льежа, включали все вплоть до псеглавцев, нюхателей яблок и одноглазых великанов и у читающей публики снискали большую популярность, чем трезвый отчет Поло. Вымышленный Мандевиль «объехал» значительную часть Востока, Китая и Индии и даже завернул в горы Райского сада с его бурлящим источником и стеной из огненных мечей. Его проводник убедительно настаивал, что перечные плантации все-таки заселены змеями, хотя этих змей легко прогнать при помощи лимонного сока и улиток. А еще он добавлял, мол, пресвитер Иоанн обрел несметные богатства благодаря своим обширным перечным лесам и сапфирам и изумрудам, посверкивающим в его реках. Владения пресвитера орошает источник чудесных вкусов и ароматов, исцеляющий любые болезни и сохраняющий всех в возрасте тридцати двух лет, – ровно столько было Иисусу Христу, когда его распяли.

С падением монголов сухопутные пути стали небезопасны и в конечном итоге непроходимы, и любая торговля между двумя континентами практически прекратилась. Манящая понюшка Востока вскоре ушла для Европы в область смутных воспоминаний, и сложнее, чем когда-либо, стало отделить факты от подкрепленных вековыми традициями вымыслов. Однако стало мучительно ясно, что с утверждением турок в Константинополе любая надежда Европы принять участие в торговле пряностями окончательно утрачена. И это были не сетования эпикурейца: сложившаяся ситуация создавала серьезную угрозу для экономики, политических структур и даже для религии Европы. Когда цены взлетели до заоблачных высот, а спрос и не думал снижаться, навязчивое желание сохранять видимость роскоши привело правящие классы – включая несколько королевских дворов – на грань серьезных финансовых затруднений. И хуже того: вероятность, что все богатеющей Восток может постучаться в двери обедневшей Европы, как будто предвещала гибель христианства.

Среди европейских держав при новом порядке вещей наибольшие потери могли понести Венеция и Генуя. Столетиями две морские республики соперничали за контроль над торговлей с Востоком. Один иностранец, посетивший в XV веке Венецию, был поражен, обнаружив, что тут как будто заключает сделки весь свет. «Кто мог бы сосчитать лавки, – изумлялся он, – так хорошо обустроенные и заполненные, что кажутся складами, со множеством тканей всяческого рода – гобеленов, парчи и занавесей разного изготовления, всякого рода ковров, камлотов всякого цвета и текстуры, всевозможных шелков; и великое множество складов, полных пряностей, бакалейных товаров и лекарств и столь прекрасного воска! Все это поражает увидевшего их» [207]. Богатство обоих городов зиждилось на регулярных поставках предметов роскоши из Азии, а поставки эти иссякали.