Найджел Клифф - В поисках христиан и пряностей

Мать Хуаны – сестра Альфонсу – была замужем за королем Энрике IV Кастильским, прозванным Бессильным, а отцом Хуаны повсеместно считался гранд по имени Бельтран де ла Куэва, и этот скандал до конца жизни навязал ей прозвище Ла Бельтранеха [218]. Значительная часть испанской аристократии воспротивилась самой мысли, что их королевой станет Ла Бельтранеха [219], и переметнулась на сторону сводной сестры Энрике Изабеллы. В семнадцать лет Изабелла, никого не спросив, сбежала и сочеталась браком со своим кузеном Фердинандом, наследником короны Арагона, но у нее-то по меньшей мере кровь была чисто-голубая. Когда в 1474 году умер Энрике IV, одна фракция провозгласила королевой Кастилии Хуану, другая – Изабеллу. Сторонники Хуаны поспешно устроили ей брак с ее собственным дядей, и Альфонсу провозгласил себя законным королем Кастилии.

Между соседствующими странами разразилась война, которая скоро перекинулась на Атлантику [220]. Кастильцы посылали флотилии грабить африканское побережье, чем они и так занимались исподтишка уже несколько лет. Португальские боевые корабли быстро с ними расправлялись, но военные маневры Альфонсу на суше вскоре угасли среди необычайно холодной испанской зимы, а коалиция Хуаны развалилась, когда папа римский, первоначально поддержавший ее притязания, перешел на другую сторону и аннулировал ее брак. Хуана удалилась в монастырь, а Альфонсу, впав в глубокую депрессию, написал своему сыну Жуану, мол, отрекается от трона в его пользу и начал планировать паломничество в Святую Землю. Жуан пробыл королем не более недели, когда его отец, который вдруг передумал, вернулся домой, и официальное вступление на трон Жуана было отсрочено на два года – до смерти Альфонсу в 1481 году.

Если Альфонсу воплощал одну сторону характера своего дяди Энрике, его крестоносный пыл и любовь к традициям рыцарства, то король Жуан II оказался апофеозом другой его стороны. Он был образчиком современного правителя макиавеллиевского толка: побуждаемый большими амбициями, непонятными людям среднего ума, и не слишком привередливый в том, как они будут осуществлены. Столь же умный, сколь и беспощадный, он станет известен как Жуан Совершенный, хотя его жертвы окрестили его Жуаном Тираном. Среди последних было немало видных аристократов, приобретших обширные привилегии за счет короны. Когда двадцатишестилетний король обнаружил, что его сундуки практически пусты, то, не теряя времени, урезал эти привилегии. Возмущенные аристократы планировали переворот, но покатились их собственные головы.

За год до начала военной кампании против Кастилии корона после краткого заигрывания с частными концессиями вернула себе контроль над освоением новых территорий. Торговля с Африкой теперь обещала реальные прибыли, и молодой король быстро принял меры, чтобы укрепить свою морскую империю. Лиссабон полнился звоном кузнечных молотов в руках африканских рабов, трудившихся в кузнях, выковывая якоря, изготавливая оружие и боеприпасы. Жуан приказал своим инженерам повысить прицельную точность и дальнобойность примитивных пушек, какими оснащались корабли, и недавно появившиеся, более крупные модели орудий с большими затратами закупались в Германии и Фландрии. Еще король взялся за решение проблемы, терзавший флотилии с тех самых пор, как они приблизились к экватору: исчезновение Полярной звезды, реперной точки, относительно которой португальские навигаторы приучились определять широту, когда находились в море. Жуан погрузился в науку космографию и собрал комиссию экспертов. Возглавляли ее Авраам Закуто и Жозе Визиньо [221], два еврейских математика и астронома, которые взялись усовершенствовать примитивные навигационные инструменты и составлять таблицы, которые позволили бы морякам рассчитывать широту по солнцу.

Из Лиссабона в Африку регулярно отплывали флотилии, перевозившие материалы и рабочих для строительства фортов вдоль побережья – первых звеньев в костяке империи. Другие корабли продвигались все дальше на юг. В 1483 году мореплаватель Диогу Кан достиг устья реки Конго и установил первые «padroes» или падраны – каменные колонны с крестом на вершине, на которых были высечены герб Португалии, дата и имена короля и капитана, – отныне такие падраны будут отмечать все расширяющиеся пределы португальских территорий. «В году 6681 от сотворения мира и в году 1482 от Рождества Господа нашего Иисуса Христа, – гласила надпись на второй воздвигнутой Диогу Каном колонне, – высочайший, превосходнейший и могущественный правитель король Жуан Второй Португальский приказал открыть сию землю и поставить сии колонны Диогу Кану, слуге его королевства» [222]. По возвращении Кану был пожалован дворянский титул, и он отплыл снова. В 1486 году он достиг скалистого мыса Кейп-Кросс в Намибии, пустынного, если не считать огромной колонии ушастых тюленей, и, возможно, бухты Алгоа, глубокой гавани, защищенной песчаной косой, которая окажется важным перевалочным пунктом на пути дальше на юг. Алгоа находилась в каких-то пятистах милях от южной оконечности Африки, но Кану не суждено было войти в историю: он умер на пути домой, пытаясь разведать реку Конго [223].

Жуан II не менее своих предшественников стремился привить Гвинее христианство, не в последнюю очередь потому, что крещение обеспечивало большую надежность союзников. Добровольно христианство принимали единицы: африканцев либо привозили в Португалию в качестве заложников, наставляли в вере и отправляли назад послами, либо с ними обращались как со знаменитостями – как в рамках португальского двора, так и на международном уровне. Один свергнутый сенегальский князек по имени Бемои произвел большой фурор в Лиссабоне, когда прибыл в Португалию, чтобы напомнить королю о его обещании вернуть ему законный трон, если он примет христианство. Бемои было сорок лет, он был высок, силен и красив – с бородой патриарха и величественной манерой говорить, и король и португальский двор приняли его с большими почестями. Он крестился вместе с двадцатью четырьмя своими спутниками в ходе длительных празднеств, которые с португальской стороны включали рыцарские турниры, бои быков, театральные фарсы и вечерние пиры, а со стороны гостей – поразительные чудеса вольтижировки. В обратный путь с ним отправились двадцать боевых кораблей и большой контингент солдат, строителей и священников, но, к ярости Жуана, адмирал флота поддался паранойе и, решив, что африканец замыслил измену, по пути заколол его насмерть.

Даже без подобных опрометчивых поступков дело крещения продвигалось мучительно медленно [224]. Но внезапно, когда агенты Португалии продвинулись еще дальше внутрь Гвинеи, из глубин Африки всплыли поразительные сведения.