Найджел Клифф - В поисках христиан и пряностей

Это был удивительный феномен в Европе темных веков, которая погрузилась во всеохватывающее уныние и пребывала в уверенности, что мир стареет, а на горизонте уже занимаются костры Апокалипсиса. Испания же, напротив, бурлила жизнью с экзотическими новыми растениями, завезенными с Востока [43] С Востока в это время пришли лимоны, лаймы, грейпфруты, фиги, гранаты, дыни, абрикосы, миндаль, шафран, шпинат, артишоки, баклажаны, хлопок, рис, сахарный тростник, тутовые ягоды, хна и пальмы. См.: Olivia Remie Constable. «Muslim Merchants in Andalusi International Trade» in Jayyusi, Legacy of Muslim Spain, 759–773; Richard A. Fletchet. Moorish Spain (London: Weidenfeld & Nicolson, 1992), 62–64. , была пьяна ароматом апельсиновых деревьев, который разносил по стране ветер. Кордова, мусульманская столица на берегах реки Гвадалквивир, превратилась в самый величественный метрополис к западу от Константинополя, ее рынки полнились тонкими шелками и коврами, ее мощеные и ярко освещенные улицы пестрели вывесками, предлагающими услуги законников и архитекторов, лекарей и астрономов. Полки главной библиотеки – одной из семидесяти в городе – прогибались под весом четырехсот тысяч книг, и это число было в десять раз больше того, каким могли похвастаться величайшие собрания христианского Запада. Великая соборная мечеть, называемая по-испански Мескита, была готской церковью, преображенной в оптическую иллюзию, переменчивое пространство мечты с элегантными мраморными колоннами, поддерживавшими один над другим арочные своды в красные с белым полосы. Население Кордовы приближалось к полумиллиону человек, и какое-то время она была самым большим городом на земле. Она была, как писала одна саксонская монахиня, «ярчайшим украшением мира» [44] Это знаменитое выражение принадлежит перу писательницы-монахини Хросвиты Гандерсгеймской, его же вынесла в заголовок своей книги о культуре конвивенсии Мария Роза Менокаль. .

Аль-Андалус достиг вершины своего могущества в середине X века, когда ее правитель обнаружил, что его величие слишком велико, чтобы терпеть статус простого «эмира» или «губернатора», и объявил себя настоящим халифом, законным преемником династии, идущей от Мухаммеда и главы всех мусульман. Чтобы увековечить свой новый статус, Абд аль-Рахман III построил себе обширный королевский город за пределами Кордовы. Полнящийся драгоценностями, с дверьми, вырезанными из слоновой кости и черного дерева, выходившими на окопанные рвами сады, наполненные экзотическими зверинцами, с броскими скульптурами, изготовленными из жемчуга и янтаря, и огромными садками для рыбы, обитателям которых скармливали по двенадцать тысяч свежеиспеченных хлебов ежедневно, он был ярчайшим свидетельством династических притязаний. Длинную череду послов, поспешивших принести дары, достойные нового халифа, принимали в зале, выложенном полупрозрачным мрамором, в середине которого под гигантской подвеской-жемчужиной располагался бассейн, наполненный ртутью, которую временами помешивали, чтобы в нужный момент ослепить посетителей.

Однако три столетия спустя могущественная исламская держава на европейском континенте рухнула, с точки зрения истории – в мгновение ока. Как любая страна, охваченная комплексом собственного превосходства, новый халифат, почив на лаврах, не снизошел до того, чтобы обратить внимание на признаки угрозы. Сказка, кульминацией которой стала история о том, как надменные халифы уединились в своем мраморном дворце, обрела достойный конец от рук злого придворного по имени Абу Амир аль-Мансур – «Победитель», – который и взаправду был настолько удачлив в бою, что выиграл все пятьдесят две из своих пятидесяти двух битв [45] Или около того; цифру «52» приводил в XIV веке североафриканский историк ибн Хальдун. Своим первоначальным возвышением аль-Мансур был обязан поручению тогдашнего канцлера убить дядю наследника престола, тем самым канцлер надеялся упрочить восхождение на трон болезненного ребенка и свое собственное влияние. . Большинство велись с беспрецедентным фанатизмом против потомков готов, засевших в своих крепостях на севере Испании, – слава аль-Мансура была такова, что заслужила ему западное прозвище Альманзор. Альманзор заточил юного халифа, построил себе царский город-дворец по другую сторону Кордовы, весь аль-Андалус превратил в полицейское государство и вызвал возмущение своих утонченных подданных тем, что для своих военных кампаний привлекал неотесанных берберов и даже наемников-христиан. После его смерти в 1002 году в мусульманской Испании вспыхнула гражданская война, а несколько лет спустя негодующие берберы сровняли с землей роскошный дворец халифов – всего через семьдесят лет после того, как он вырос на изумление всему миру.

Аль-Андалус распался на лоскутное одеяло соперничающих городов-государств, и христианские короли по ту сторону Пиренеев увидели свой шанс.

Христианское возрождение в Испании стало делом долгим и полным распрей, и бесконечные резни и интриги его миниатюрных королевств способны нагнать скуку. По давней племенной традиции каждый правитель завещал после своей смерти разделить земли между сыновьями, а сыновья соответственно пускались в оргии братоубийственных склок [46] Одного короля, Санчо Леонского, столкнула со скалы собственная сестра, чтобы расчистить дорогу другому их брату (и, возможно, любовнику) Альфонсо Храброму, будущему покорителю Толедо. . Маятник войны раскачивался из стороны в сторону, и соперничающие монархи заключали альянсы с мусульманскими рейдерами так же часто, как и с собратьями по вере. Тем не менее они понемногу продвигались на юг, на земли ослабленных городов-государств, и внезапно перед ними замаячила поразительная возможность перевернуть историю.

На стыке тысячелетий Западная Европа наконец начала сбрасывать с себя запятнанное кровью одеяло темных веков. Викинги начали оседать и обращаться в христианство. Из западных частей старой империи Карла Великого поднималась Франция, а земли к востоку понемногу прибирала к рукам Священная Римская империя, предшественница Германии. Римско-католическая церковь оправилась от своего бесславного бессилия и вновь начала мечтать об увеличении паствы. Свой шанс она увидела в Испании.

В 1064 году папство высказалось в поддержку войны против мусульман аль-Андалуса – первой христианской войны, которая откровенно определялась верой. С того момента испанцы выступали под знаменем папства, которое, возможно, защищало их, но не вполне объединяло. В бой они шли с непробиваемой гарантией наместника Христа на земле: массовой индульгенцией для всех погибших, которая освобождала их от наказания за грехи и твердо обещала немедленное принятие в рай.