Найджел Клифф - В поисках христиан и пряностей

Переговоры с неотесанным европейцем были явно невозможны, и гордость аль-Факиха уже достаточно пострадала.

– Когда я командовал этим кораблем, – ответил он, – они слушались меня. Теперь им командуете вы, вот вы им и при-казывайте! [469]

Тем не менее он вернулся на «Мири», и после жарких дебатов купцы послали португальскому флоту скромную сумму. Да Гама ее принял, а затем послал шлюпки и солдат прочесывать арабский корабль в поисках новой добычи. Один из португальских солдат, перенося захваченные товары, оступился и упал за борт. Течение столкнуло два корабля, когда солдат находился между ними, и его раздавило. Адмирал стал еще более неумолим.

Нападение на корабли в море было уже военной операцией. Представители европейских купцов только недоуменно наблюдали за происходящим, а да Гама собрал совет капитанов. Маттео да Бергамо слышал, что солдаты захватили на «Мири» множество золотых и серебряных монет, равно как и турецкие бархаты, ртуть, медь и опиум. «Нам нельзя было даже говорить о добыче, – писал он, – и тем более потому, что в захвате ее мы не участвовали. Нам сказали, что это не наше дело» [470].

Переговоры зашли в тупик, патовая ситуация тянулась уже пять дней. «Был понедельник, 3 октября 1502 года, – писал Томе Лопеш, – день, который я буду помнить до конца моей жизни» [471].

К тому времени солдаты да Гамы забрали с арабского корабля все оружие, какое могли найти. Корабль был совершенно беззащитен, и адмирал приказал своим людям вернуться в шлюпки. Их задача была проста. Они должны были оттащить «Мири» в море на безопасное расстояние от португальского флота. Потом они должны его запалить и сжечь со всеми, кто был на борту.

Солдаты поднялись на «Мири», подожгли в нескольких местах палубу и, пока разбегались языки пламени и поднимались клубы дыма, попрыгали в шлюпки. Кое-кто из мусульман кинулся тушить костры, и один за другим их затоптали. Другие выкатили несколько малых пушек, которые умудрились спрятать от обыскивающих, и стали торопливо их заряжать. Паломники и купцы бросились хватать все, что могло бы служить снарядами, включая камни размером с кулак из груд балласта в трюме. Понимая, что и речи быть не может о том, чтобы сдаться, они твердо решили, что лучше умереть сражаясь, чем сгореть заживо.

Когда солдаты в шлюпках увидели, что костры затоптаны, они вернулись на веслах, чтобы запалить их снова. Стоило им приблизиться, как по ним открыли огонь из пушек, женщины наравне с мужчинами начали бросать камни. Скорчившись под градом камней, европейцы поспешно ретировались. Они попытались потопить «Мири», расстреляв его с расстояния из пушек, но орудия в шлюпках были слишком малы, чтобы причинить серьезный урон.

Мусульманки срывали с себя украшения и, сжимая в кулаках золото, серебро и драгоценные камни, протягивали их вслед шлюпкам, крича, мол, пусть забирают все, что у них есть. Они поднимали своих младенцев и маленьких детей и отчаянно умоляли христиан сжалиться над невинными. В последний раз купцы кричали и жестикулировали, мол, заплатят большой выкуп, если им сохранят жизнь.

Да Гама, скрытый из виду, наблюдал через бойницу на своем корабле. Томе Лопеш был потрясен, он был шокирован отказом адмирала смилостивиться и изумлен тем, что тот готов отказаться от подобных богатств. По его меркам, предложенного выкупа хватило бы, чтобы выкупить всех до единого христианских пленников в Марокко, и все равно осталась бы «великая казна» для короля. Бергамо и прочие торговые агенты, без сомнения, недоумевали, какая часть их прибылей вот-вот развеется дымом. Тем не менее среди экипажей было немало фанатичных христиан, которые, убивая мирных торговцев и паломников, испытывали мук совести не больше, чем их крестоносные предки. Обесчеловечивающая идея, что иноверцев нельзя считать по-настоящему людьми, въелась слишком глубоко, чтобы ее поколебать. Как святые воины до и после них, они избегали смотреть в глаза своим жертвам и продолжали делать свое благое дело.

«Мири» еще держался на плаву. Отчаявшиеся мусульмане вытащили на палубу матрасы и прикрывавшие груз циновки и продолжали стрелять и бросать камни из импровизированных укрытий. Корабль Томе Лопеша был ближе всего, и он и команда могли видеть, как люди в шлюпках размахивали флагами и просили прийти к ним на помощь. Они подплыли и взяли солдат на борт, половину на сам корабль, половину на захваченный ранее самбук, который все еще вели за собой. Канониры навели на «Мири» большую пушку, и ядро врезалось в основание мачты, расщепив дерево. Считая, что ситуация под контролем, португальский корабль подошел почти вплотную к вражескому судну.

Из них двоих «Мири» был гораздо больше и выше, и христиане развернули свой корабль так, чтобы верхушка его кормы стала против середины арабского судна. Мусульмане бросились действовать: они так быстро перекинули канаты на корабль Лопеша, что не успели солдаты оглянуться, как по канатам поползли мусульмане. Они цеплялись за сети, которые должны были служить преградой абордажным командам, вскарабкивались по оснастке и бросили канаты назад. Оставшиеся на «Мири» их подхватили и подтянули два корабля вплотную друг к другу.

Внезапно христиане оказались в большой беде. При столь тесном контакте их пушки были бесполезны. Противник сильно превосходил числом сорок или около того матросов, и стоило кому-то из них высунуть голову, как на них обрушивался град камней. Несколько солдат вскарабкались в воронье гнездо и вели ответный огонь, но запас стрел у них был весьма скудным, к тому же мусульмане стреляли в ответ, подбирая их же стрелы с палубы. Лопешу и его товарищам пришлось прятаться на баке и в трюме: только один солдат, вооруженный арбалетом, помешал людям с «Мири» хлынуть на борт.

Это был самый долгий день в году, позднее писал Лопеш (и уж точно казался таковым), но когда начали сгущаться сумерки, накал битвы как будто и не думал ослабевать. Мусульмане сражались с «такой яростью, что чудесно было смотреть, и пусть даже мы многих убили и ранили, казалось, будто ни один не умирает и ни один не чувствует ран» [472]. Они вырывали стрелы из тел и метали их во врагов, а после без промедления сами бросались в схватку. Четырнадцать или пятнадцать мусульман перепрыгнули на португальский корабль и атаковали ют со сверхчеловеческой яростью людей, знающих, что их дело правое. Теперь жертвы превратились в мстителей, и эти мстители напирали на дверь, отмахиваясь от вражеских копий. Забаррикадировавшихся на юте офицеров и солдат они принудили к кровавому отступлению на главную палубу. Сражаться остались только Томе Лопеш и Джованни Буонограция. Кираса, в которую облачился капитан, уже была помята и пробита под градом камней, и когда он поднялся, ремни порвались и нагрудная пластина упала на доски. Он повернулся к верному товарищу.