Найджел Клифф - В поисках христиан и пряностей

После долгих препирательств здоровье эмира поправилось настолько, что он смог выйти на берег в сопровождении толпы – по прикидкам немецкого моряка – из более чем двух тысяч человек. Четверо слуг подняли посеревшего лицом Ибрагима и на руках перенесли его в шлюпку адмирала. Когда он уселся на ковре, да Гама сообщил ему, что привез письмо от своего короля, но поскольку время коротко, то просто сам перескажет ему суть. Если эмир желает получить защиту португальцев, ему придется выложить огромную сумму золотом и предоставить все товары, какие они потребуют, по местным ценам. В знак того, что он верный вассал португальского короля, ему придется посылать португальской королеве ежегодную дань из десяти жемчужин и поднять над своим дворцом португальский флаг. Если он не подчинится, да Гама бросит его в трюм и задраит люки.

Пораженный эмир, который не привык, чтобы к нему обращались в подобных выражениях, спросил, прибыл ли адмирал с войной или с миром. С войной, если эмир того пожелает, или с миром, если эмир того пожелает, – дело за ним самим, ответил адмирал и добавил, что сам он, оказавшись на месте эмира, не сомневался бы.

Эмир выбрал мир, но попытался увильнуть. У него недостаточно денег для выплаты первой дани, с сожалением сказал он, но он сделает все от него зависящее. Да Гама настаивал, что спорить бесполезно, но Ибрагим затянул переговоры настолько, что адмирал наконец согласился на гораздо меньшую сумму. В конце концов, главным был принцип.

После того как эмир выдал в качестве заложников трех видных лиц из своей свиты [458], его перенесли назад на берег. Толпа разразилась аплодисментами и криками радости, что война предотвращена, и поспешила рассыпать цветы под ноги узурпатору-убийце. Европейцы вернулись на свои корабли, и вскоре подошли лодки, везущие целое стадо дареных коров, коз и кур.

Через три дня «деньги за защиту» прибыли под аккомпанемент песнопений «Португалия! Португалия!» – так распевали женщины будто бы в спонтанном проявлении радости. Взамен эмир получил назад своих заложников, несколько алых накидок, четырнадцать отрезов темно-красного бархата, жалованную грамоту от имени короля Мануэла, который любезно принимал эмира в качестве своего вассала и обещал защищать его владения, и шелковое знамя, на котором золотом был вышит королевский герб. Привязанное к копью знамя послали на берег в сопровождении почетного караула, под звуки пушечного залпа и оркестра труб, кастаньет и барабанов. Прагматичный Ибрагим принял драгоценный знак с почестями. Он решил пойти до конца, и флаг пронесли по улицам под все новые крики «Португалия! Португалия!» и лишь потом с большими церемониями водрузили на самую высокую башню дворца.

Пока фламандский моряк пожирал газами полуголых местных женщин и удивлялся гигантским размерам здешних луковиц и местным овцам с толстыми хвостами, да Гама велел своему клерку составить памятную записку, чтобы ввести в курс дела следующую за ним флотилию. Эмир, заявлял он, повел себя весьма нелюбезно, «вследствие чего я, вооружив себя всеми имеющимися при мне людьми, твердо решил его уничтожить и пришел с моими шлюпками к его дому и послал за ним с гораздо большей нелюбезностью, нежели та, с которой он обращался со мной, и он подчинился и пришел, и я заключил с ним мир и дружбу при условии, что он заплатит дань королю, моему повелителю» [459]. Поскольку эмир считался теперь вассалом Португалии, да Гама приказал своему преемнику сохранять мир, пока эмир держит слово. Он добавил подробное описание курса, которым намеревался следовать, и проинструктировал опоздавших плыть день и ночь, чтобы его нагнать, а письмо подписал: «Адмирал дом Васко».

Корабли были вытащены на берег, проконопачены, просмолены и готовы к отплытию. Еще два дня ушло у флота на то, чтобы выйти в открытое море; из-за приливов, предупреждал идущих следом да Гама, выйти из гавани не так-то просто [460]. Всеобщее раздражение сменилось радостью, когда, не успели еще корабли покинуть бухту, на горизонте показался Эштеван да Гама на «Флор де ла Мар». Он отплыл из Лиссабона в мае, но два его корабля потерялись в шторм у мыса Доброй Надежды, и да Гама оставил свое послание в надежде, что они нагонят.

Объединенная армада из 16 кораблей направилась на север в Малинди. Если европейцы предвкушали прославленное гостеприимство султана, их ожидало разочарование. Начали завывать муссонные ветра, хлестал дождь, и корабли загнало на пять миль к северу от города. Флот бросил якорь в небольшой бухте, и матросы отправились на поиски пресной воды. Тем временем да Гама приказал своим капитанам составить списки пряностей, какие они надеялись взять на борт, а также опись денежных сумм и товаров, которые привезли с собой. Он объяснил, что хочет, пока они будут пересекать океан, выработать стратегию, какие именно сделки лучше заключать в Индии. Впрочем, он преследовал и не столь явные цели: несколько кораблей финансировали частные купцы, и он твердо решил не позволить этим кораблям соперничать друг с другом – или с торговыми агентами короля – за драгоценные пряности. «Мы все сочли разумным сообщить ему о наших товарах и денежных суммах, равно как и о том, что мы хотим купить, сохраняя для нас возможность взять на борт пряностей больше или меньше в зависимости от качества и цен, какие мы застанем» [461], – писал Маттео да Бергамо, торговый агент одного итальянского купца.

Султан Малинди видел, как корабли прошли мимо, и послал письмо адмиралу. К стоянке португальцев гонцам пришлось брести по пояс в воде, поскольку на суше по ночам бродили дикие звери, и да Гама отправил назад дружеское приветствие и новые инструкции отставшим кораблям не мешкать. Африканская часть его экспедиции прошла более-менее согласно плану, и да Гама решил направиться прямиком в Индию. После всего двухдневной стоянки флот поднял паруса в пятницу 29 июля.

Муссон не пошел им навстречу. Шторм загнал армаду едва ли не к Аравийскому полуострову, и когда флот наконец прибыл в Индию, то оказался к северу от Каликута на территории, контролируемой мусульманами. Корабли двинулись вдоль берега на юг и прошли мимо города, султан которого, как записал фламандский матрос, имел в своем владении по меньшей мере восемь тысяч лошадей и семьсот боевых слонов. Европейцы, добавил он, захватили четыреста кораблей, «и мы убили людей и сожгли их корабли» [462].

Имела место эта ужасающая бойня или нет (а если и имела, то почти наверняка в гораздо меньшем масштабе), адмирал Индийского океана твердо решил раз и навсегда очистить Аравийское море от арабов. Так приказал король. Бойня в Каликуте и нападения на португальские флотилии сделали это лишь еще более настоятельным. Да Гама был готов исполнить свой христианский долг, и, без сомнения, перспектива лично отомстить за то, как с ним здесь обошлись, ожесточала его душу.