Лоуренс Рис - Темная харизма Адольфа Гитлера. Ведущий миллионы в пропасть

Донесения, собранные СД (внутренней разведкой СС, занимавшейся анализом ситуации внутри страны) по следам попытки взорвать Гитлера, подтверждают мнение де Мезьера о том, что большинство солдат были в ужасе от этого покушения, и не только солдаты, но и население вообще ‹29›. Гитлер по-прежнему виделся многим бескорыстным и самоотверженным человеком, делавшим все возможное, чтобы спасти Германию от поражения. Да, у него были неудачи и ошибки и раньше, но теперь, когда Красная Армия была все ближе и союзники годом ранее заявили о своей решимости рассматривать только полную и безоговорочную капитуляцию, — в этот момент многие чувствовали, выражаясь словами Даргеса, что сейчас не время пытаться «сойти с мчащегося поезда».

На место ушедшего Цейтцлера начальником Штаба сухопутных войск Гитлер назначил генерала Хайнца Гудериана, которого в свое время — еще в декабре 1941 года — сам же и уволил. Но теперь этот удачливый в прошлом генерал, так много сделавший для разгрома Франции и возглавивший в первые дни вторжения в Советский Союз впечатляющий прорыв к Москве, был снова в фаворе. 21 июля 1944 года Гитлер встретился с Гудерианом и прямо сказал ему, что не потерпит, чтобы его новый начальник штаба когда-нибудь захотел уйти в отставку (Цейтцлер подавал в отставку пять раз, прежде чем был уволен), и что теперь Гитлеру нужен был человек, который не бросит свой пост.

Поначалу Гудериану казалось, что Гитлер после покушения на его жизнь ведет себя «поразительно спокойно» ‹30›, но скоро стало понятно, что «глубокое недоверие, которое он всегда испытывал ко всему человечеству — а к офицерам и генералам Генерального штаба в особенности, — теперь переросло в жгучую ненависть…С ним и раньше непросто было общаться, теперь же это превратилось в настоящую пытку, которая с каждым месяцем становилась все ужасней и ужасней. Он часто полностью терял контроль над собой и становился невероятно груб» ‹31›.

Гудериан не только занял должность начальника Генерального штаба вермахта, но и был членом пресловутого «Суда Чести», который отправлял офицеров в отставку по подозрению в сочувствии «заговору бомбистов», после чего их судили — и неизменно приговаривали к смерти — так называемые «народные суды». Этот факт, как и другие формы сотрудничества Гудериана с нацистским режимом, заставил военных историков, таких, как профессор Роберт Цитино, составить крайне негативное мнение о его личности. «Ему дали огромное поместье в оккупированной Польше — откуда, безусловно, выселили всех поляков — то есть это был человек, связанный с режимом тесными узами, получавший от Третьего рейха огромные подачки до самых последних дней войны. Вот почему я бы сказал, что это весьма отталкивающий тип, но потребовался упорный труд множества историков в течение нескольких послевоенных десятилетий, чтобы вскрыть истинное лицо этого отталкивающего типа. Как боевой командир, если бы я получил задачу взять цель — город Б, например, и мне сказали — вот твои силы, кого бы ты назначил, чтобы осуществить этот маневр, — возможно, я все-таки выбрал бы Хайнца Гудериана и посмотрел бы, сможем ли мы работать вместе, и не важно, во что он превратился впоследствии. Но как человека, который судит, что хорошо, а что плохо, исходя из того, что даже в военное время все-таки есть какая-то мораль — я ни за что его не выбрал бы» ‹32›.

Однако нельзя объяснить мотивы Гудериана, верой и правдой служившего Гитлеру на посту начальника Штаба сухопутных войск, обыкновенной жадностью и эгоизмом. Как невозможно объяснить их воздействием «харизмы» фюрера, если от нее еще что-то оставалось — поскольку, как мы видели, Гудериан обладал иммунитетом к этой черте личности Гитлера и потерял свою должность в декабре 1941 года в значительной мере потому, что позволял себе спорить с фюрером. Главная причина, по которой Гудериан продолжал столь преданно поддерживать Гитлера, заключалась в том, что, как сказано в его мемуарах, «Восточный фронт балансировал на краю пропасти, из которой нужно было спасать миллионы немецких солдат и простых граждан. Я стал бы считать себя жалким трусом, если бы не попытался спасти армии Восточного фронта и мою родину, Восточную Германию» ‹33›.

Как говорит профессор Цитино, не следует принимать за чистую монету все, что Гудериан пишет в своих мемуарах. Его громогласные заявления о том, какое отвращение внушала ему необходимость участвовать в работе «Суда Чести» и преследовать своих коллег не внушают никакого доверия. Гораздо более искренним представляется его гнев, адресованный организаторам покушения. Гудериан считает, что этот заговор был обречен на провал, даже если бы Гитлер погиб. Это объясняется прежде всего неотвратимой угрозой советского наступления — и здесь Гудериан отчасти прав, поскольку заговорщики — точно так же, как и Гитлер, — не имели ни малейшего представления, как вывести Германию из войны против Сталина и избежать мести Советов за причиненные страдания.

К этому моменту многих немцев охватил страх перед местью Красной Армии. Популярная солдатская поговорка гласит: «Дети мои, наслаждайтесь войной, ибо мир будет ужасен!» ‹34›И всего лишь три месяца после провалившегося заговора немцы получили представление о том, как могут повести себя советские войска, вступившие на землю Германии. 20 октября 1944 года Красная Армия захватила городок Немерсдорф в Восточной Пруссии, где советские солдаты совершили ряд бесчинств. Точный масштаб преступлений, совершенных в Немерсдорфе оспаривается до сих пор ‹35›, но не вызывает сомнения тот факт, что солдаты Красной Армии убивали гражданских лиц и насиловали женщин. Генерал-полковник Райнхардт, например, посетил этот район 25 октября и на следующий день написал своей жене: «Большевики свирепствовали, как дикие звери, убивали детей, не говоря уже о насилии по отношению к женщинам и девушкам, которых они тоже убивали» ‹36›.

Для Гитлера, как и для миллионов немцев, то, что произошло в Немерсдорфе, стало символическим ответом на вопрос, стоит ли продолжать борьбу. «Это звери, пришедшие из азиатских степей, — сказал Гитлер, когда ему сообщили про Немерсдорф, — и та война, которую я веду против них — это война за достоинство европейской расы» ‹37›. В архивах нет информации относительно того, ощущал ли Гитлер всю иронию подобного заявлении, принимая во внимание, что война «на уничтожение», которую он развязал против Советского Союза, уже стоила советскому народу миллионов человеческих жизней, и одной из главных причин, породивших насилие в отношении немецких гражданских лиц, была жажда мести, которую испытывали бойцы Красной Армии.

И все же насилие советских солдат над немецкими гражданскими лицами если и можно понять, то нельзя простить. Анна Седдиг была одной из сотен тысяч немецких женщин, пытавшихся убежать на Запад и подвергшихся насилию. Она несла на руках своего годовалого сына Зигфрида. «Нам было нечего есть. Зигфрид хотел пить, а я, хоть и была снова беременна, все еще кормила его грудью. Я растапливала во рту снег, чтобы дать ему попить. Наконец-то выпал снег». Однажды ночью, пытаясь найти пристанище для себя и ребенка, она наткнулась на группу советских солдат. «Русские подошли и посветили мне в лицо фонарем. Один из них сказал: „сегодня тебе будет где переночевать“. Местом, где можно было переночевать, было бомбоубежище. Там стоял стол. Всю эту ночь, один за другим, русские насиловали меня на этом столе. Это все равно что умереть. Все твое тело схвачено судорогой. Ты испытываешь омерзение. Омерзение, я не могу назвать это иначе. Они считали нас честной добычей. Я не знаю, сколько их было — десять, пятнадцать. Это продолжалось целую вечность. Их было так много, один за другим. Я помню, один из них тоже хотел меня, а потом сказал: „Сколько ребят здесь уже побывало? Одевайся“» ‹38›.