Яков Нерсесов - Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»

Потери карфагенян составили от 1500 до 2500 человек, причем в основном… галлов!

Сражение у Тразименского озера – редкий в военной истории пример успешного нападения одной армии на другую из… засады! Тем более, что это случилось на родной для римлян земле! Этим же фактором принято объяснять их полную беспечность: отказ от разведки… они ведь у себя дома!

… Кстати, Тразименским побоищем несчастья римлян не закончились. Спустя всего несколько дней после этой трагедии нумидийской коннице Махарбала (пунийская разведка снова сработала на «отлично»!) удалось перехватить 4 тысячи римской кавалерии, посланной с пропретором Гаем Центением (Сентением), вторым консулом Гнеем Сервилием Гемином на помощь Фламинию, но опоздавших к сражению. После яростной, но короткой сшибки попавшая в засаду под Ассизи половина римских всадников навсегда осталась лежать на родной земле, а оставшаяся часть спешилась, пытаясь занять оборону на соседнем холме, но спешенный всадник плох в обороне: его стихия – лихая конная сшибка, – и вскоре пополнила ряды пленников Ганнибала…

После блестящей победы при Тразименском озере и кавалерийского фиаско Гая Центения под Ассизи перед Ганнибалом возник вопрос: что делать дальше? Может, пора идти на Рим? Рассказывали, что якобы опьяненные блестящей победой ветераны Гамилькара в лице Махарбала, поддержанные почувствовавшими «сладкий вкус» римской крови вожаками галлов, все они бурно призывали Ганнибала поскорее идти на «корень зла» – на Рим!

В самом Риме жуткие слухи о гибели целого войска вызвали панику. Это уже был не просто еще один «черный день», как после Ломелло или Треббии, такое поражение было пострашнее всех тех, что случались в прошлом. Это была очередная неудача на… родной земле!

В страхе и смятении собрались его граждане на Форум – центральную площадь Рима, где проходили народные собрания. Женщины, которым не разрешали участвовать в собраниях, подняли отчаянный крик на улицах. Отсутствие точных сведений, как всегда, породило разнообразные толки и слухи. Всего несколько месяцев назад возвратившийся из долины По Семпроний Лонг успокаивал римлян, что на берегах Треббии ему помешала расправиться с пунами… непогода! И вот теперь молва принесла, что на берегах Тразименского озера случилось что-то ужасное!! Поговаривали, что город будет эвакуирован при приближении карфагенян!!! Несколько дней у городских ворот толпились заплаканные женщины, ожидавшие либо прибытия своих близких, либо известий о них.

Наконец на Форуме перед входом в курию, где заседал сенат, появился городской претор Марк Помпоний и сдавленным голосом лаконично и горько изрек: «Мы побеждены в большом сражении. Консул Фламиний убит». Отсутствие более полной информации привело лишь к усилению слухов, которые, вполне естественно, только сильнее преувеличили ужас произошедшего. Более того, успевшие за долгие годы отвыкнуть от военных неудач своей армии римские граждане впали в отчаяние.

Пришедшее спустя несколько дней известие об еще одной катастрофе – 4 тысячи всадников Гая Центения, посланные к Фламинию, попали в «лапы» к «быстроногой» коннице Махарбалу – не просто вселило еще больший ужас: Рим погрузился в… оцепенение. Еще бы: погибла вся конница и почти половина всех римских войск, располагавшихся на тот момент на Апеннинах!

Дорога на Рим осталась неприкрытой!

С часу на час ждали появления легконогой вражеской кавалерии у ворот города. Нужно было принимать какие-то меры. Один из двух консулов погиб, а второй, хоть и сохранил – за вычетом конницы – свои легионы, но оказался отрезанным от Рима ловким маневром коварного Одноглазого Пунийца. Сенат, заседавший от восхода до заката солнца в течение нескольких дней, объявил чрезвычайное положение, постановил мосты через Тибр срочно уничтожить, а укрепления починить.

Всем стало ясно, что римские консулы раз за разом ошибались в стратегии войны. Ганнибал одурачил и Сципиона с Семпронием, и Фламиния с Сервилием.

Над Римом нависла смертельная опасность, и предотвратить ее можно было только экстраординарными мерами.

Для защиты Рима решено было в спешном порядке назначить диктатора – правителя, ограниченного временем правления, но обладавшего всей полнотой гражданской и особенно военной власти. Выбрать на эту должность человека мог только консул. Но единственный из них двоих – Гней Сервилий – в Рим еще не прибыл, а послать к нему гонцов через контролируемую карфагенским полководцем территорию было рискованно.

И вот впервые в римской истории выбор пришлось делать народу.

Так чрезвычайные полномочия получил выходец из старейшей патрицианской семьи Фабиев ( не менее древней, чем Сципионы, Валерии, Клавдии и Эмилии ) Квинт Фабий Максимпо прозвищу Бородавчатый (ок. 275–203 гг. до н. э.) – пожилой уже человек и мудрый политик. Стоическая непоколебимость, высшая степень разумности и сверхосторожность – таким рисует его римская (в основном пропатрицианская) традиция – вот главные черты этого большого поклонника старины и противника модных новшеств. (Именно эти его жизненные правила стали потом идеалом для одной из «икон стиля» древнеримского гражданина – Катона Старшего, с которым мы в дальнейшем плотно познакомимся.) К этому моменту Квинт Фабий уже был заслуженным сенатором, обладавшим колоссальным авторитетом: он дважды побывал консулом – в 233 и 228 гг. до н. э., а еще раньше принимал участие в Первой Пунической войне. Как военачальника его отличала исключительная осторожность. Вот о ком можно было с уверенностью сказать: «Семь раз отмерит, прежде чем один раз отрежет!»

Не исключено, что как полководец он чем-то был сродни знаменитому русскому фельдмаршалу Михаилу Илларионовичу Кутузову, который на войне предпочитал искусный маневр и военную хитрость и не очень любил ввязываться в «большие драки». Суть полководческого искусства Кутузова, как известно, была в глубоком стратегическом маневре… вне поля сражения и переходе от обороны к наступлению, лишь когда неприятель полностью исчерпывал свои резервы . Стратег от бога, он отличался завидной выдержкой даже в самые критические моменты сражения, умел терпеливо ждать изменения обстановки в свою пользу и блестяще использовал малейшие ошибки противника, превращая их в свою победу.

Нечто похожее очевидно было присуще и его далекому историческому «коллеге по ремеслу» – Квинту Фабию, чья предельная осторожность не помешала ему, однако, победить в 233 г. до н. э. лигуров, грабительскими набегами разорявших Северную Этрурию, и подчинить их земли Риму. За эту победу он удостоился триумфа. Именно на этой войне он получил большой опыт ведения боевых действий в труднопроходимой местности против врага, умевшего устраивать засады. И хотя к моменту получения диктаторства ему уже было около пятидесяти восьми лет, а такой возраст по римским стандартам считался довольно преклонным для командования на поле боя, но именно опыт войны с лигурами окажется для Фабия бесценным в противостоянии с хитроумным и коварным Одноглазым Пунийцем.