Анджей Иконников-Галицкий - Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921

Твердо уповая на помощь Божию, отдаю настоящий приказ и призываю вас, офицеры и солдаты, к стойкости и подвигу.

Подлинный подписал: Начальник Азиатской Конной Дивизии. Генерал-Лейтенант Унгерн» [306].

21 мая 1921 года исполнилось 1290 дней со дня провозглашения власти Советов в Петрограде. По расчету Унгерна, блаженство настанет через сорок дней – то есть 1 июля 1921 года.

В конце мая его войска выступили в последний поход. Общая численность унгерновских войск, действующих на всех направлениях, вместе с отрядами союзных монгольских нойонов – около восьми тысяч человек, полтора десятка орудий и сорок пулеметов. Главные силы во главе с самим бароном двинулись на Троицкосавск – Селенгинск – Нижнеудинск, против Красной армии Дальневосточной республики. Численность главного отряда – около трех тысяч шестисот бойцов при двенадцати пушках и тридцати пулеметах. С такими силами завоевать Забайкалье, как предписывал Унгерн, можно было только при помощи духов.

В сущности, это был не поход, а большой партизанский рейд, сопровождавшийся палочными расправами, расстрелами пленных, уничтожением семей коммунистов, сожжениями заживо крестьян, подозреваемых в большевизме.

Унгерновцы действовали умело, смело, отчаянно. Бои были жестокие.

1 июня в бою с унгерновцами у станицы Желтуринской был ранен командир 35-го кавалерийского полка Красной армии Константин Рокоссовский. За этот бой будущий маршал и победитель германского фашизма получит орден Красного Знамени. И не зря: потери унгерновских войск оказались значительными. Главное же то, что потери эти были невосполнимы. Никакого восстания, никакого массового перехода бурят и казаков на сторону Унгерна не произошло. В самой Монголии усиливались красные отряды Сухэ-Батора. Попытка Унгерна наступать в Забайкалье закончилась поражением 13 июня у пограничного городка Троицкосавска. Главное, сам главнокомандующий был ранен.

Он не был заговорен от пуль. Похоже, судьба вновь ускользала от него и духи готовы были его оставить.

К началу июля, к тому самому времени, когда, по расчету, основанному на пророчестве Даниила, блаженство должно было снизойти на стойких героев, Унгерн, потеряв половину своих войск, оказался перед лицом полного краха. 6 июля красные вошли в Ургу.

Неудачи приводят его в бешенство. Расстрелы, непредсказуемые и дикие казни, палочные расправы по ничтожным поводам подталкивают его командиров к заговору. А он со своими полуразбитыми войсками совершает беспримерный бросок через труднодоступный Цежинский голец, врывается в станицу Цежинскую. Расправа над комиссарами. Снова вкус победы. Еще один успешный бой у Гусиного озера. Но это – в последний раз.

Он вынужден отступать. Регулярная кавалерия красных идет по пятам. Он готовится к новому броску – то ли в Тибет, то ли в Урянхай.

22 августа в лагере Унгерна вспыхнул мятеж. Заговорщики напали на барона в его палатке; ему удалось бежать под защиту монгольских всадников. Посоветовавшись, монголы связали барона и выдали его красным бойцам из преследующего отряда командира Петра Щетинкина. Событие сие представлялось коммунистам столь значимым, что в записной книжке-ежедневнике, изданной в 1927 года в Ленинграде массовым тиражом, оно под 23 августа упомянуто среди памятных дат исторического календаря.

Пленного барона привезли в Иркутск. Там началось следствие. Суд революционного трибунала состоялся в Новониколаевске (Новосибирске) 15 сентября. Приговор: «Бывшего генерал-лейтенанта барона Романа Федоровича Унгерн-фон-Штернберга (так в тексте. – А. И.-Г. ), из дворян Эстляндской губернии, 35 лет, по партийности монархиста, подвергнуть высшей мере наказания – расстрелять» [307].

Роман Федорович Унгерн был расстрелян в ночь с 15 на 16 сентября 1921 года.

Красный начдив Чапаев не может сравниться с Унгерном ни по размаху замыслов, ни по масштабам деятельности. Но их сближает одно удивительное обстоятельство: оба они оказались неподвластны смерти – народная молва воскресила их. Легенды о чудесном спасении Чапаева и Унгерна родились сразу же после реальной гибели одного и другого и живут до сих пор. Чести быть воскрешенным не удостоился, кажется, более никто из военных вождей и героев, погибших в русской смуте, – ни Корнилов, ни Колчак, ни Дроздовский, ни Каппель, ни Щорс, ни Лазо, ни Железняков, ни Маруся Никифорова…

Слухи о том, что Унгерн спасся, что он бежал из тюрьмы, что судим и расстрелян был его двойник, что его самого видели в Даурии, в Монголии, в Забайкалье, – эти слухи стаей разлетались по русскому зарубежью, по Харбину и Шанхаю – среди тех, кто восхищался им, и среди тех, кто люто ненавидел его. Буряты и монголы через многие годы с уверенностью рассказывали, что одинокий светловолосый всадник в желтом дээле, с палкой-ташуром в руке, с перстнем Чингиса на пальце появлялся вон в той долине, близ соседнего кочевья. Когда? Недавно: год, полгода, месяц назад. Он и сейчас скитается по степям Халхи, по берегам Онона, Керулена, Селенги.