Даниил Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Григорий согласился на все условия встречи, которые были поставлены Юсуповым: отъезд в полночь на машине, уход втайне от домашних и охранки по черной лестнице. Удовольствие, которое «старец» надеялся получить в тот вечер, явно стоило того, чтобы забыть о «тщетных предосторожностях»…

16 декабря, в неурочный день, Распутин отправился в баню, надел, по словам Матрены, лучшую свою рубашку – шелковую, с голубыми васильками, которую вышивала Александра Федоровна, и подпоясался малиновым шнуром с двумя большими кистями. «Черные бархатные шаровары и высокие сапоги на нем были совсем новые. Даже волосы на голове и бороде были расчесаны и приглажены как-то особенно тщательно, а когда он подошел ко мне ближе, – вспоминает Юсупов, – я почувствовал сильный запах дешевого мыла: по-видимому, в этот день Распутин особенно много времени уделил своему туалету; по крайней мере, я никогда не видел его таким чистым и опрятным».

Нет ничего удивительного в том, что Распутин отнюдь не забеспокоился, придя в подвал юсуповского дома и застав там имитированные заговорщиками следы внезапно прерванной трапезы, создающие «такой вид, как будто его (стол. – А. К., Д. К. ) только что покинуло большое общество, вспугнутое от стола прибытием нежданного гостя» 315. Распутин поверил версии Феликса и принялся спокойно ждать, пока гости не уйдут и он не сможет наконец расслабиться душой и телом с милым его сердцу приятелем. «Сыграй, голубчик, что-нибудь веселенькое, – попросил он, – люблю, как ты поешь»; «Телу-то, поди, тоже отдохнуть требуется… Верно я говорю? Мыслями с Богом, а телом-то с людьми. Вот оно что! – многозначительно подмигнув, сказал Распутин» 316.

Осуществление заговора с самого начала не заладилось. В автомобиле Пуришкевича лопнула шина, и, пока ведший ее Лазоверт занимался ремонтом, бравый монархист, выйдя в назначенное время из здания городской думы в военной форме, вынужден был в двенадцатом часу ночи довольно долго стоять на панели без всякого дела и пугливо озираться.

Ворота, через которые вечером 16 декабря Пуришкевич и Лазоверт должны были незаметно въехать во дворец на Мойке, оказались закрытыми, так как Феликс забыл отдать соответствующее распоряжение слугам, и Пуришкевич на глазах у смотрителя дома и юсуповского камердинера вынужден был торжественно прошествовать через центральный вход.

В помещении, предназначенном для убийства Распутина, «сильно задымил камин, в комнате стало сразу угарно, и пришлось провозиться по крайней мере еще десять минут с очисткой в ней воздуха».

Приехавший Распутин долгое время не пил и не ел. Юсупов нервничал и, находясь в полуобморочном состоянии, потчуя «старца», путал отравленные и неотравленные еду и питье, трижды выбегал из подвала и в панике советовался со своими сообщниками.

После того как Распутин выпил наконец две рюмки вина с ядом, а также съел несколько отравленных пирожных, у него появились лишь першение и сухость в горле, отрыжка и слюнотечение, затрудненное дыхание, жжение, а чуть позже – жалобы, что «голова… отяжелела и в животе жжет».

Происходящее казалось немыслимым! За несколько часов до приезда Распутина Феликс собственными руками извлек коробку с цианистым калием из своего шкафа и передал доктору Лазоверту, который, облачившись в резиновые перчатки и измельчив палочки цианида в пудру, ввел яд в эклеры. В рюмки было решено всыпать яд в самый последний момент, «чтобы отрава не улетучилась» 317. «По словам доктора, доза была во много раз сильнее той, которая необходима для смертельного исхода» 318. Однако Распутин, поглотивший всю отраву без остатка, был жив…

Тягостную заминку первым не выдержал военный врач С. С. Лазоверт. Этот «крепчайшего телосложения человек» от волнения начал чувствовать себя дурно: «Он то нервно шагал по кабинету, апоплексически краснея и в изнеможении опускаясь в глубокие кресла под окном, то хватался за голову, обведя нас всех блуждающим взглядом» 319, а затем этот награжденный двумя Георгиевскими крестами человек попросту упал в обморок. Реакция доктора Лазоверта не покажется удивительной, если принять во внимание, что он, согласно собственному признанию, сделанному незадолго до смерти, не смог нарушить клятву Гиппократа и в последний момент вместо яда подложил Распутину безвредный порошок.

Вообще, вся история с ядом выглядит загадочно-нелепой.

В. М. Пуришкевич утверждает, будто цианистый калий дал Юсупову В. А. Маклаков. Маклаков, в свою очередь, возмущается: «Это совершенная неправда» 320. Данное возмущение В. Маклакова, в общем, выглядит искренним, поскольку об аналогичном своем криминальном «подвиге» – предоставлении Феликсу резиново-свинцового кистеня – аннибал русского либерализма пишет подробно и ничуть не смущаясь. А. Н. Боханов – снова не ссылаясь на какой-либо источник – рассказывает о том, как в эмиграции «Василий Маклаков признался, что вместо яда дал Юсупову простой аспирин, чем и объяснил удивительную невосприимчивость Распутина к действию якобы смертоносной отравы» 321.

Юсупов, со своей стороны, просто сообщает о том, что яд хранился у него в шкафу, и никак не поясняет, откуда он там взялся.

В то же время не может не броситься в глаза повышенное внимание, которое уделяет проблеме цианистого калия и его свойств великий князь Николай Михайлович. В своих «Записках» он вспоминает, что в прошлом – по случаю разведения цветов – имел опыт работы с цианидом, и решительно отвергает версию о том, что Распутину была подсыпана некачественная отрава: «Тот же раствор яда был дан большой старой собаке, которая тут же околела, проглотив его». «Вероятнее всего, – подытоживает великий князь, – отсутствие быстрого эффекта от действия цианистого калия было связано с технической ошибкой при его разведении: раствор был слаб и, конечно, произвел бы действие, но позже».

Учитывая, что сам Юсупов старательно обходит стороной вопрос об источниках получения цианистого калия, впору задаться вопросом: а не был ли поставщиком смертоносного зелья все тот же высочайший цветовод и ядовед?..

Примерно в четвертом часу ночи Феликс поинтересовался у Пуришкевича: «В. М., вы ничего не будете иметь против того, чтобы я его застрелил?..» – «Пожалуйста», – ответил Пуришкевич, после чего Юсупов, по его словам, «быстрым решительным шагом подошел к своему письменному столу и, достав из ящика его браунинг небольшого формата, быстро повернулся и твердыми шагами направился по лестнице вниз» 322. Сам Юсупов, впрочем, пишет о том, что получил оружие из рук Дмитрия Павловича 323(возможно, Феликс в данном случае, как и во многих других, намеренно лжет с целью подчеркнуть тот факт, что у великого князя Димитрия в момент убийства «старца» оружия не было).