Сергей Кремлев - До встречи в СССР! Империя Добра

Как на Тихом океане

Тонет баржа с чуваками,

Чуваки не унывают,

Под гармошку рок лабают…

Поплавский-рок, Поплавский-буги,

Поплавский съел письмо подруги,

Пока Поплавский чистил зубы,

Зиганшин съел второй сапог…

Зиганшин-буги, Крючковский-рок,

Поплавский съел второй сапог,

Пока Зиганшин рок кидал,

Гармонь Федотов доедал…

И так далее. Вот как описал уже в наше Мутное время процесс исполнения этой «песни» некий тогдашний её исполнитель:

«… Я понял, что испытывал Элвис (Элвис Пресли. — С.К. )… Венька как сумасшедший дудел на своём «саксе», мы с Колькой трясли головами так, что они только чудом не отрывались от наших шей, а зал, завывая, уже повторял припев вместе с нами:

Зиганшин-буги, Зиганшин-рок,

Зиганшин первым съел сапог…

В какой-то момент я поймал взглядом совершенно белое от ужаса лицо декана, но его тут же закрыла от меня огромная спина человека с красной повязкой, и я продолжал своим уже практически сорванным голосом:

Как на Тихом океане

Тонет баржа с чуваками,

Чуваки не унывают,

Под гармошку рок лабают…

И зал опять в восторге ревел: «Зиганшин-буги, Зиганшин-рок…»

Читая эти строки, я испытывал чувство физической гадливости. Я даже не возмущался, а просто думал: «Тебя бы, сволочь, с твоими Венькой и Колькой да в те сорок де вять дней, в штормовой океан! Вы бы друг друга уже через неделю сожрали бы, и не поморщились! А скорее всего, через день-другой просто померли бы с перепугу…»

Существенная деталь! В этой якобы «народной песне» имелась строчка: «Зиганшин-рок, Зиганшин-буги, Зиганшин — парень из Калуги…» Асхат Зиганшин был родом из Сызрани, и это всем было хорошо известно. Но почему тогда вдруг возникла в «песне» Калуга? Для рифмы? Ну, срифмовать можно что угодно и как угодно — было бы умение, а технического умения безымянным авторам этой «песни» было явно не занимать. Так почему — Калуга?

1960 год стал не просто преддверием «гагаринского» года, это был год активного освоения ближнего космоса и окололунного пространства почти исключительно советскими космическими аппаратами. В советской печати часто писали о Калуге Циолковского как о «звёздной колыбели человечества». В 1961 году в космос улетел Гагарин, и в газетах публиковались стихи, где назывались будущие маршруты советских звездолётов: «Москва — Луна, Калуга — Марс…»

Тогда всё казалось возможным, и «Зиганшин-рок» — не приходится сомневаться, что заказчиком этого «произведения» были спецслужбы Запада, — должен был стать каплей дёгтя в чаше тогдашнего пенного, искрящегося советского веселья. Ведь к моменту появления в Москве «Зиганшин-рока» полёт Гагарина стал фактом.

Отсюда и «космическая» Калуга в «песне», предназначенной для «фрондирующей» московской студенческой молодёжи. Не для всей, конечно, а для внутренне гнилой её части, для той преимущественно московской «золотой молодёжи», от которой, правда, уже крепко попахивало золотарём. Вводя в «песню» ещё и Калугу, разработчики «песни» грязнили не только четверых героев-тихоокеанцев, но и Гагарина, и Циолковского, а значит, и всю Страну Добра.

Недаром тогдашний исполнитель этой песни — элитный московский студент вспоминал:

«То, что творилось за кулисами, когда мы ушли со сцены, словами описать невозможно. Примерно как будто Гагарин слетал в космос ещё раз. И опять — в первый».

Ильф и Петров остроумно писали о мире большом и маленьком. В большом мире люди строили для страны Днепрогэс, а в маленьком — «строили» себе выходные брюки. Тогдашний московский мирок, упивавшийся цэрэушным «Зиганшин-роком», как и нынешний «духовно» близкий ему московский мирок, нельзя определить — сравнивая его с миром Гагарина — даже как маленький. Он вовсе микроскопичен.

Но вот же — куда сокол в полёте, туда и вирус со своими болезнетворными выделениями. Свою гнусную выходку её автор сам сравнил с подвигом Гагарина.

Чудны дела твои, Господи, человеческие — ещё чуднее, но ещё чуднее дела современных человекоподобных!

И нормальные люди, желающие жить как люди, должны научиться различать два мира, и в решающие для Родины годы жить — хотя бы немного — жизнью не вирусов, а соколов.

ГОВОРЯТ, времена меняются… Да, меняются. Вопрос только — как и в чём? В СССР мальчишки в 30-е годы толпами ходили «на Чапаева» по 2–3 раза подряд. Потом они ушли на войну.

После войны в стране многое изменилось. И в 40-е годы в СССР жили уже другие мальчишки. Но они также по 2–3 раза ходили «на Чапаева» и также смотрели его с горящими глазами. Потом эти мальчишки становились ракетчиками, ядерщиками, космонавтами, да просто — толковыми советскими гражданами!

Страна менялась, но и в 50-е годы мальчишки смотрели «Чапаева» так же, как их отцы в 30-е годы и старшие братья в 40-е…

И одно поколение за другим не знало — всерьёз, что это такое — «конфликт поколений», «конфликт отцов и детей». А с чего бы? Любили одно, одно ненавидели, одинаково смотрели на жизнь, да и судьбы получались схожими — за исключением фронтовой юности у мальчишек 30-х… А так у детей всё было как у отцов: честная напряжённая учёба, потом — такая же работа. У кого — в цеху авиационного завода, у кого — на ядерном полигоне, у кого — в кабинете врача или в школьном классе, а у кого — в кресле машиниста тепловоза или на ветрах больших и малых строек.

Времена действительно менялись, но в главном долго оставались неизменными. Конфликт с отцами возникал лишь у тех — исполнителей и почитателей «Зиганшин-рока».

Вот они-то и стали со временем «лейтенантами» в «гвардии» «майоров Гарвардского проекта». Кое-кто, впрочем, выбился и в сами «майоры»…

Времена меняются, но в Стране Добра из десятилетия в десятилетие пели всё те же звонкие песни: «Капитан, капитан, улыбнитесь..», «А ну-ка, песню нам пропой, весёлый ветер…», «Эх, дороги!»…

И если к старым прибавлялись новые песни, то это тоже были песни Страны Добра: «Главное, ребята, сердцем не стареть», «Если радость на всех одна, на всех и беда одна», «Ты не печалься, и не прощайся, я обязательно вернусь»…

И поэтому новые песни пели не только дети, но и отцы.

Со временем, однако, времена стали изменяться иначе, имея в корне уже не слова «изменение к лучшему», а иное — слово «измена»… И теперь в бывшей Стране Добра в ходу иные песни: «Я — шоколадный заяц, я шёлковый мерзавец…»

Угу!

Что точно — то точно.

Но коль так, имеет ли кто-либо право грязнить и чернить высокое имя единственной в мировой истории Страны Добра, Державы Добра — Союза Советских Социалистических Республик?!

Нет, никто, никто такого права не имеет и иметь не может! Тот, кто пытается очернить и облить грязью СССР и его историю — сам грязен и чёрен во всём, даже если у него сорочка с ослепительно-белыми манжетами и чистым воротничком. Тот, кто сегодня имеет наглость рассказывать об «ужасах» в СССР, тот, кто призывает объявить советскую эпоху и её создателей преступными, сам преступен — перед той землёй, на которой он, как-никак, родился, перед памятью тех, кто жил на этой земле до него, да и перед ныне живущими поколениями, ум и душу которых подобные «обличители» отравляют исторической ложью и гнусью вседозволенности и общественной безответственности.