Оскар Йегер - Всемирная история. Том 4. Новейшая история

В 1857 году было основано итальянское «Национальное общество»; это была уже не «Карбонария» с ее таинственностью и условными знаками, а открытый союз, распространивший свое влияние по всему полуострову. Лучшие люди республиканского или радикального лагеря, как, например, бывший венецианский диктатор Манин или Гарибальди, признавали теперь, что объединение Италии может быть достигнуто лишь путем твердой приверженности к савойскому дому. Начиная с 1856 года, двусмысленная политика Австрии в восточном вопросе весьма послужила на пользу делу Кавура. Негодование России в отношение Австрии помогло быстрому установлению хороших отношений между русским и сардинским правительствами, а надежды реакционных партий на то, что Наполеон III, вследствие покушения Орсини, станет смотреть враждебно на объединение Италии как на мысль, вдохновившую убийцу, оказались совершенно напрасными. Наполеон III не был таким учеником Меттерниха, как граф Буоль-Шауэнштейн, в руки которого перешло австрийское министерство иностранных дел после смерти Шварценберга (3 апреля 1852 г.); он знал свет и не был чужд тем кругам, из которых вышел Орсини со своим планом. Сам Кавур поступил очень разумно, предложив и проведя закон, по которому подстрекательство к цареубийству подлежало не суду присяжных, как другие проступки против законов о печати, но суду обыкновенному; он указывал всем пьемонтским посланникам при чужих дворах, что лучшим средством к предупреждению подобных покушений следует считать устранение в суде их мотива, побуждающего горячие головы вступать на преступную дорогу.

Граф Буоль-Шауэнштейн. Литография работы Демэзона. 1856 г.

Император Наполеон разделял такое воззрение. Он решил сделать кое-что для Италии и нельзя ставить ему в упрек, если он при этом думал также и о выгоде для Франции и для своей династии. В июле 1858 года Наполеон и Кавур встретились на водах в Пломбиере (в Вогезах); при этих переговорах был решен вопрос о браке одного из двоюродных братьев императора с дочерью Виктора Эммануила, а при приеме дипломатического корпуса в Тюльери, 1 января 1859 года, Наполеон обратился к австрийскому послу с роковыми словами: «Весьма сожалею о том, что наши отношения к вашему правительству уже не столь хороши, как прежде…» Он еще более усилил значение этих слов, прибавив, что его личные чувства к императору Францу Иосифу нисколько от этого не меняются.

Смысл этой речи скоро стал ясен не только для посвященных в глубокие тайны дипломатии, но и для всех, кто под влиянием своих патриотических чувств следил с напряженным вниманием за событиями, начиная с 1848 года. Война между Францией и Австрией, за Италию, становилась совершенно неминуемой. Нельзя было ошибаться и в том, что эта война, прямо, или непосредственно, но затронет и всю Европу, в особенности Германию. Германия еще не сознавала, что речь шла действительно о единстве Италии, и что Германия и Италия имели перед собой, в сущности, одну и ту же задачу, одно и то же назначение; но это сознание должно было вскоре пробудиться — именно сознание того, что обеим странам надлежало бороться с одним и тем же противником: чужеземным габсбургским господством.

Год 1852, как 1548 и 1629 годы, был весьма счастливым для Габсбургов. Едва спасшись от гибели, Австрия получила возможность предписывать законы Германии; была даже минута, в которую едва не осуществился смелый план вступления Австрии, со всеми ее землями — Венгрией, Галицией и итальянскими владениями — в состав Германского союза, что превратило бы его в 70-миллионное целое, в союз среднеевропейских государств с Австрией во главе, как с самым могущественным из них. План мог удаться, но в Вене поняли невозможность идти напролом и решили действовать окольными путями, добившись сначала доступа в германский таможенный союз; первым шагом к тому было заключение торгового договора с этим союзом; затем последовало и полное вступление в него (1 января 1859 г.). Но глубоко униженная Пруссия достигла здесь первого успеха.

Напрасно старались приверженцы Австрии — Вюртемберг, Бавария, Саксония, оба Гессена, Нассау — сделать невозможное возможным, устраивая съезды в Вене, Бамберге, Дармштадте. Пруссия оставалась тверда в этом вопросе. Она заключила в сентябре 1851 года с упомянутым выше налоговым союзом, в который входили Ганновер, Ольденбург и Брауншвейг, таможенный договор, и соглашалась возобновить свое участие в таможенном союзе вместе с прежними участниками его не иначе, как на этой расширенной основе, притом на 12 лет. Материальные интересы так возвышали свой голос, что к нему не мог оставаться глухим даже какой-нибудь гессенский курфюрст: эти государства покорились, и с 1 января 1854 года наступил новый период таможенного союза, между тем как австрийский министр, рейнский сторонник фон Брук, вернулся из Берлина лишь с тощим договором, весьма мало облегчавшим таможенные отношения.

В политической сфере Австрия могла гордиться почти полным успехом до тех пор, пока царствовал в Пруссии Фридрих-Вильгельм IV. Гессенский и шлезвиг-голштинский вопросы были разрешены в смысле, желательном для Австрии, по крайней мере, на известное время; во всех немецких государствах замечалось обратное движение — контрреволюция, которая проявлялась где с большей, где с меньшей силой или жестокостью. В Саксонии, Вюртемберге, Люксембурге, Мекленбург-Шверине были восстановлены старые конституции и бывшие выборные порядки. В Ганновере юнкерство отвергало конституцию 1848 года, и после многих перипетий король Георг V, наследовавший престол с 1851 года, после Эрнста Августа, отменил эту конституцию (август 1855 г.), в соблюдении которой поклялся своим королевским словом, вступая в управление страной.

Однако поразительнее всего была контрреволюция в Гессене, где курфюрст и его министр Гассенпфлуг не могли набрать такого сословного представительства, которое согласилось бы угождать им, и потому управляли страной по своему личному усмотрению. Бессовестный министр, попиравший права своих сограждан, был наказан публичным оскорблением, нанесенным ему одним из зятьев короля, по поводу, не имевшему отношения к общественным делам. Здесь, как и везде, церковная реакция шла бок о бок с политической. Римско-католическая Церковь извлекла свою пользу из великого кризиса 1848 года. Епископы Верхне-Рейнского церковного округа представили весьма пространные требования; так, они просили отмены утверждения светской властью выдаваемых папой дозволений, отмены государственного экзамена для духовных лиц, отмены права апелляции к гражданскому суду в случае наложения наказания духовными властями, а также предоставления епископам права утверждать преподавателей католической религии в школах и т. д. При этом они объявляли, что ввиду услуг, которые они могут оказывать правительствам в консервативном смысле, они будут уже действовать, в каждом отдельном случае, как бы получив согласие на все изложенные выше требования.