Оскар Йегер - Всемирная история. Том 4. Новейшая история

Важнее всех подобных воззваний, которые, впрочем, служили только отражением общего возбужденного настроения и общих стремлений и лишь отчасти его поддерживали, хотя и никак не вызывали, было неукоснительно подвигавшееся вперед образование новой армии, для которого так много и так скромно потрудился Шарнгорст, собственно говоря, создавший это войско. Дело созыва и устроения прусского ландвера происходило тихо и гладко, без всякого шума, с чисто протестантской (если можно так выразиться) простотой; окружные власти выбирали комитет для ведения этого дела; комитет созывал всех способных носить оружие, всех граждан от 17 до 40-летнего возраста; если требуемое число людей не покрывалось волонтерами, то прибегали к жребию. Затем все шли в церковь и новая команда приносила присягу. Религия в данном случае — в местностях преимущественно протестантских — не действовала на массы возбуждающе, не воспламеняла страсти, как это было в Испании, а только освящала совершавшееся в народе движение, вполне искреннее и по значению своему высоконравственное.

И одежда, и амуниция ландвера были чрезвычайно просты (во многих местах для него не хватало оружия, как и многого необходимого в сильно обедневшей стране): главным отличительным знаком для всех, вступивших в его ряды, был жестяной крест на форменной шапке с надписью: «С Богом за короля и отечество!» Если ландвер приходилось передвигать и пускать в дело за пределами провинции, то все служащие в нем получали жалованье наравне с линейными войсками; офицеры ландвера, вплоть до капитанского чина, избирались окружным комитетом и утверждались королем; выше капитана назначались королем. Лишь в некоторых отдельных областях, как, например, в польских провинциях, при сборе ландвера встречались кое-какие затруднения, но, вообще говоря, все ожидания по отношению к численности состава, к быстроте его сбора и т. д. были далеко превзойдены. Большим счастьем было то, что, благодаря неутомимой деятельности Шарнгорста, уже собрано было около 150 000 опытных линейных войск и совсем изготовлены к походу, так как всю амуницию для них, оружие, артиллерию успели дополнить и исправить с 1807 года. Не совсем легко было только пополнить недостаток в офицерах. Только вследствие чрезвычайного одушевления, а также и благодаря всюду преобладавшей простоте жизни и немногосложности потребностей, оказалось возможным довести до конца такие большие вооружения и снаряжения в стране и вообще небогатой, и еще более обедневшей в семь последних весьма тяжких лет. Общие цифры весьма внушительны: 5 000 000 населения выставило 271 000 ратников! Вся страна обратилась в один сплошной военный лагерь. Чрезвычайно удачным и своевременным в данном случае оказалось учреждение ордена «Железный крест» (10 марта 1813 г.) в день рождения королевы Луизы, о которой в эти торжественные и тревожные дни все вспоминали с самым горячим чувством уважения и признательности — все остальные ордена на время войны были отменены.

Цвет образованной молодежи, не только прусской, но и общенемецкой, стал стекаться в полки волонтеров, из которых один, Люцовский, еще в феврале был набран и организован майором фон Люцов. В этом полку представителем современной образованной молодежи, посвятившей себя на службу отечеству, был известный немецкий поэт Теодор Кернер, сын того Кернера, которому Шиллер столь многим был обязан в наиболее тягостные минуты жизни.

Теодор Кернер в мундире Люцовского полка.

Гравюра с портрета кисти сестры Теодора Эммы Кернер, писанного после его смерти

Около трех месяцев ушло на все эти приготовления; за это время народное движение успело окрепнуть и прочно обосноваться. Военные силы Пруссии стали собираться около четырех главных пунктов: в Восточной Пруссии, в Силезии, в Грауденце и Кольберге. Двинулись вперед и русские: корпус Витгенштейна направился к Одеру — легкие конные разъезды их, под командой Чернышева и Теттенборна, появились даже и в ближайших окрестностях Берлина. Некоторые из казачьих отрядов в конце февраля уже стали даже заглядывать и внутрь самого Берлина, появлялись внезапно на его улицах и захватили в плен несколько французских офицеров, прямо на квартирах. 2 марта авангард Витгенштейнова корпуса перешел через Одер. Французам в Берлине давно уже стало не по себе: перед их глазами толпы молодежи с веселым шумом и воинственными кликами уходили в Силезию — всюду кругом тлел огонь, готовый вспыхнуть, и они видели грозившую опасность гораздо яснее, нежели их император, все еще ослепленный своим высокомерием. Уже 4 марта стали они выступать из Берлина по направлению к Эльбе, Виттенбергу, Дрездену, и тотчас вслед за ними вступили в город казаки, так что даже и в самых улицах города дело дошло до рукопашной схватки между казаками и французами. 11 марта явился в Берлин Витгенштейн, 17 — Йорк (конечно, вполне оправданный королем и избавленный от всякой ответственности), во главе 18 000 отборного войска: прием, оказанный населением этому войску, был самый восторженный. Казалось, что и войско это, и сама столица, и вся страна как будто переродились.

Предполагают, и не без основания, что быстрое движение на запад от Эльбы могло бы увенчаться большими успехами при том настроении, какое господствовало в здешних областях, да и вообще во всей Германии до самого Рейна, и страстно стремилось проявиться в действии. Но ни русские военные силы, ни только что собиравшиеся и организуемые прусские войска не могли быть двинуты для осуществления такого плана, да и вообще мудрено было требовать смелых военных предприятий в то время, о котором идет речь, не забывая при том же, что тут действовала коалиция, а не одно государство, направляемое непреклонной волей своего повелителя. Однако один из русских офицеров, полковник Теттенборн, успел выполнить очень смелый наезд в направлении к низовьям Эльбы. В марте, с двумя конными полками, он отбыл из Берлина, 15-го был уже в Лауенбурге, первом городе на рубеже Французской империи, и направился к Гамбургу, проехав через владения герцога Мекленбург-Шверинского, первого немецкого принца, отпавшего от Рейнского союза. Гамбург был уже покинут французским гарнизоном под командой генерала Карра-де-С.-Сир. Французы спешили очистить прибрежья Южной Эльбы, чуя недоброе и видя, что все население поголовно относится к ним с озлоблением, и уже без всякого страха. Как только гарнизон удалился из Гамбурга, французский муниципалитет был там свергнут. 18 марта в город вступили русские войска; затем в Любеке, Гарбурге, Люнебурге, Штаде — последовал подобный же переворот, и эти благоприятные условия могли бы способствовать упрочению положения союзников в этой весьма важной для них местности. Но в том-то и дело, что в эту пору подобное успешное предприятие легче было привести в исполнение, нежели добиться от него плодотворных результатов, а потому и этот важный успех закончился ничем, отчасти благодаря крайней нерешительности и косности местного торгового населения, отчасти и вследствие полного равнодушия, выказанного в данном случае Англией и Швецией, а более всего — вследствие плохой организации высшей военной власти в среде союзников. Что же касается Наполеона, то он отлично знал цену этого большого центра в низовьях Эльбы. Поэтому выступившие из Гамбурга войска опять к нему вернулись. Генерал Моран с отрядом в 2500 человек, принявшийся было за экзекуцию во вновь занятом им Люнебурге, потерпел, правда, поражение при столкновении с небольшим русско-прусским отрядом; но Наполеон тотчас же выслал новые подкрепления с Везеля, под командой двух суровейших исполнителей его воли — маршала Даву и генерала Вандамма, — которые в низовьях Везера подавили террором всякие попытки к восстанию, и Даву принял меры к тому, чтобы вновь овладеть Гамбургом, который тщетно ожидал помощи откуда бы то ни было.