Оскар Йегер - Всемирная история. Том 4. Новейшая история

Когда Наполеон соединился со стоявшим на западе от Эльбы войском, то в его распоряжении было всего около 130 000 войска, в том числе было очень много рекрутов, и отчасти даже очень юного возраста. [17] «Что мы станем с этими поросятами делать?» — говорили те офицеры, на долю которых выпадала тяжелая задача обмундирования и обучения этих молодых команд первым приемам военного ремесла.

Тем временем в армии союзников произошла важная перемена: умер Кутузов и на его место заступил Витгенштейн. Несмотря на то, что союзная армия едва равнялась 90 000 чел., было принято мужественное решение сразиться немедленно, хотя и знали, что у неприятеля и артиллерия сильнее, и конницы больше. Двигаясь по направлению от Вейсенфельса к Лейпцигу, союзники вошли в соприкосновение с правым крылом неприятеля, атаковали его — и так 2 мая 1813 года к югу от дороги из Вейсенфельса в Лейпциг завязалось первое большое сражение в эту кампанию — при Люцене. Нападение произведено было в 1 час пополудни, и действительно было для Наполеона неожиданностью. Битва сосредоточилась главным образом около позиции, которую образовали четыре деревни: Кая, Рана, Гросс-Гёршен и Клейн-Гёршен; несмотря на некоторое несогласование в действиях союзников, битва велась мужественно и храбро. Около 7 часов вечера Наполеон успел собрать все свои силы, отбить у союзников три деревни из четырех вышеупомянутых, и только в Гросс-Гёршене еще держались пруссаки до наступления ночи. Потери равнялись 10 000 убитыми и ранеными (в том числе 8000 пруссаков, 2000 русских); не меньше того был урон и у неприятеля, который, к тому же, не приобрел никаких трофеев. Но перевес сил был слишком велик на стороне французов, и возобновление битвы на следующий день оказалось бы слишком рискованным: решено было отступить, и отступление произведено в большом порядке… Но линия Эльбы была утрачена.

Генерал-фельдмаршал, светлейший князь Петр Христофорович Витгенштейн

Генерал от кавалерии, граф Леонтий Леонтьевич Беннигсен

Это вынужденное отступление было все же большим несчастьем. Наполеон, отлично сознававший моральное значение первой победы, не щадил себя в этой битве и подвергался большой опасности — и он остался победителем. Он тотчас же воспользовался своей победой для подъема общественного настроения во Франции: «Moniteur» возвестил о победе, одержанной над 120-тысячной армией союзников, о 30 000 убитых и 5000 пленных; с другой стороны, в приказе по войскам, он старался представить союзные войска в самых непривлекательных красках. «Они пришли в нашу землю — и во главе их все, что нашлось в Германии, Франции и Италии всякого отребья и дезертиров, пришли проповедывать возмущение и анархию, внушать всем преступнейшие стремления…» Самый порыв народного негодования, возбужденный его жестокостями, он называл «бунтом всякой сволочи» (mouvement de la canaille). Однако первая неудача не подавила воспрянувшего патриотического духа ни в Пруссии, ни в иных местах, где он проявился. В утешение себе рассказывали, что серьезно рассчитывали на возможность продолжения битвы на следующий день; что Наполеон еще ни в одной битве не приобрел так мало трофеев, как в этой, хотя и пролил немало крови; что само решение перейти к отступлению вызвано было не поражением, а совершенно основательными тактическими поводами — предвиделось-де, что на следующий день перевес в силах противника будет слишком значителен; наконец ссылались даже на то, будто у русских не хватило воинских снарядов. Как бы в восполнение понесенной неудачи, к общему удовольствию, явилось известие о том, что генерал Брюлов, с 5-тысячным отрядом, выдержал упорный бой с французами, которых вытеснил из Галле, взял 400 человек в плен и пополнил весьма несовершенное обмундирование и вооружение своих людей из французских запасов. Но рядом с этой доброй вестью явилась и недобрая: Клейст вынужден был отступить из Лейпцига ввиду значительного перевеса в силах наступавшего неприятеля. Но отступление главной союзной армии за Эльбу, прикрываемое сильной кавалерией, совершилось в порядке и беспрепятственно.

К Наполеону с этой первой победой вернулась часть его прежнего обаяния, и он задумал испытать его силу прежде всего на короле Саксонском. Саксонский нейтралитет нимало не стеснял его: он выдал грозный приказ — дал всего-навсего несколько часов на размышление — и король Саксонский вновь явился союзником Франции. Ворота Торгау открылись перед французами, и 12 000 саксонцев увеличили собой состав французской армии; и 12 мая Фридрих Август пережил то, что для других людей показалось бы стыдом: он вынужден был, возвращаясь в свою столицу, проезжать между шпалерами французских войск. И никто не знал, в какую сторону направит теперь Наполеон свои силы; в течение некоторого времени можно было даже опасаться, что он ударит на Берлин.

Неудачное сражение внесло некоторую рознь и вселило неудовольствие в среду русских и прусских генералов; но все это вскоре уладилось. В союзном лагере, в котором (не всегда на пользу военных действий) находились оба монарха, и Александр, и Фридрих Вильгельм, было решено держаться поближе к Австрии, которую все еще надеялись перетянуть на сторону доброго дела, и, сверх того, решились дать еще сражение, чтобы доказать всему свету, что ни сила, ни мужество не ослабели из-за одного проигранного сражения. Союзное войско заняло крепкую позицию в окрестностях Бауцена, на правом берегу Шпрее. И эта битва, замедленная на два дня (20–21 мая), когда ее следовало бы именно дать двумя днями ранее (18-го или 19-го), когда еще на стороне Наполеона не было такого существенного перевеса в силах, и эта битва была также проиграна союзниками. Вместо того, чтобы напасть самим — они ожидали нападения. После полудня, 20-го, французы, несмотря на встреченный ими мужественный отпор, переправились через Шпрее; однако на военном совете союзников, собравшемся в тот же день поздно вечером, решено было продолжать битву. И вот ранним утром 21-го она вновь возобновилась. Наполеону удалось обмануть союзников тем, что он произвел ложную атаку на левое крыло, состоявшее из русских войск, а сам между тем направил маршала Нея (посланного на Берлин и возвращенного с дороги) в обход правого крыла союзников. Так оно и произошло: Ней, введя свои войска в дело с 9 часов утра, стал теснить более и более слабое правое крыло, которым командовал Барклай, но Блюхер все же держался в центре, на Креквицских высотах; когда наконец на правом крыле деревня Прейтиц перешла в руки неприятеля, Наполеон направил все силы против центра. В 3 часа маршал Удино, теснимый русскими на правом крыле французов, прислал к Наполеону просить подкреплений, но тот велел ему сказать, что битва уже выиграна. И он был прав. Именно в это время, между 3–4 часами, в главной квартире должны были решиться прекратить битву, чтобы не понести полного поражения: силы французов равнялись уже 130 000 против 96 000 союзных войск. Битва была прекращена и отступление опять-таки совершено в образцовом порядке. И на этот раз было еще больше утешительных поводов к тому, чтобы объяснить и ослабить значение неудачи. Урон неприятеля, который в этот день должен был одолевать крепкую позицию, был гораздо более значителен, нежели урон союзников: 25 000 против 15 000. За Наполеоном осталось только поле битвы. И надо сказать правду, что сам Наполеон был поражен упорством сопротивления, которое встретил. «Что же это значит? После такой бойни никаких результатов, никаких пленных?» — и он на этот раз употребил все зависевшие от него усилия, чтобы этих результатов достигнуть, чтобы их увеличить. Он сам руководил преследованием; но французы всюду встречали самый решительный отпор: и в первый же день он лишился старейшего и испытаннейшего своего товарища, Дюрока, которого почти можно было назвать другом Наполеона, если только он вообще был доступен этому чувству. «Эти люди мне и человека не оставят!» — сказал Наполеон с досадой, узнав о ничтожных результатах преследования, которое наконец 23 мая было прекращено. Вскоре после того, 26 мая, Блюхеру, руководившему отступлением на правом крыле, удалось заманить часть корпуса Лоринстона, между Лигницем и Гайнау, в засаду: в результате получилось то, что дивизия Мэзона потеряла 400 чел. ранеными и убитыми, 400 пленными и лишилась 18 орудий.