Владимир Муравьев - Московские легенды. По заветной дороге российской истории

В предвоенные годы в «Уране» часто показывали «Чапаева». Нередко лента попадалась заезженная, с царапинами, с «дождем», с пропадающим звуком, иногда она рвалась. Но все это не мешало впечатлению, потому что фильм знали наизусть. И вот откуда-то пошел слух, что ленту нам показывают неполную, с оборванным концом, и что в кино, кажется в том, что открыли в Доме правительства на Берсеневской набережной (там тоже был детский кинотеатр, но роскошный: там надо было сдавать пальто в раздевалку, перед сеансом выступали артисты), кто-то видел полного «Чапаева» с «настоящим» концом: там Чапаев доплывает до берега и уходит от врага. И многие мальчишки, приходя в «Уран» на очередной сеанс «Чапаева», надеялись, что, может быть, сегодня фильм будет полный, а не с оборванным концом… Зимой 1941 года эти толки усилились. На экранах осажденной Москвы появился фильм, в котором были кадры, как благополучно выплывает Чапай, выходит на берег, боевые товарищи подводят ему коня, он накидывает на плечи бурку, берет саблю — и держит речь перед воинами Красной Армии, идущими на фронт сражаться с немецкими фашистами. Это был один из сюжетов «Боевого киносборника». Назывался он «Чапаев с нами».

Много лет спустя, в 1960-е годы, мне приходилось слышать о том, что был якобы и для «Чапаева» братьев Васильевых по требованию какого-то начальника отснят и такой — «оптимистический» — заключительный эпизод, но его все-таки не включили, хватило ума и художественного вкуса… Но в те же 1960-е годы на волне разоблачения культа личности Сталина и реабилитации жертв необоснованных репрессий в газетах появилось несколько очерков о том, что Чапаев действительно спасся, но был арестован ЧК и скитался по тюрьмам и лагерям до послевоенных лет… При закрытости и лживости официальной государственной информации легенда обычно подменяет правду, а правда воспринимается как выдумка…

Впрочем, возможно, в этих случаях и есть доля истины. Дочь Чапаева Клавдия Васильевна, посвятившая всю жизнь сбору и изучению документов об отце, в интервью, данном газете «Советская Россия» в 1987 году, сказала: «До сих пор нет достоверных данных о последних часах жизни Василия Ивановича. Неизвестны точно обстоятельства его гибели. Я убеждена, что он не утонул, ведь никто не видел».

Более шестидесяти лет «Уран» был одним из самых известных и любимых в Москве кинотеатров, но в середине 1970-х годов его признали кинотеатром, не соответствующим современному уровню. 31 декабря 1977 года в нем состоялся последний киносеанс, и «Уран» был закрыт. В начале 1990-х годов здание «Урана» снесли, долгие годы вырытый на его месте котлован окружал забор с щитом: «Строительство здания театра „Школа драматического искусства“». В 2006 году театр был закончен строительством. Проектировал его злой гений Сретенки — Борис Тхор. Газетный рецензент обтекаемо характеризует здание как «необычное сочетание стилей и объемов», но в действительности это классическая постройка в стиле, как называют его сами архитекторы, «Санта-Барбара» с обязательным колпаком-штилем, вызывающая в памяти фанерный театр Карабаса-Барабаса из довоенного детского фильма «Золотой ключик». Достопримечательностью здания театра является сооруженная прямо на его крыше домовая театральная церковь во имя Сретения Господня.

В. А. Фаворский. Роспись фасада Дома моделей на Сретенке. Обложка журнала

Кофейня-ресторан «Жизнь, чашка за чашкой…», занимающая дом № 22 на углу Сретенки и Малого Головина переулка, после евроремонтных и дизайнерских преобразований, превративших ее в то, что она сейчас собой представляет, ничего не оставила от прежнего облика этой постройки. По своему происхождению здание и новомодной кофейни-ресторана — бесхитростное сарайного типа сооружение, возведенное в 1890-е годы церковью Спаса Преображения в Пушкарях (снесенной в середине 1930-х годов) на церковной земле для сдачи под лавки. В это время в здании находился магазин И. Е. Корнилова «Мебель», в начале XX века — «Булочная» Д. И. Филиппова, в 1930 году — магазин «Обувь» Ленинградского Кожтреста. В 1934 году здание получил трест «Мосбелье» и решил устроить в нем Дом моделей. Для художественного оформления здания пригласили Владимира Андреевича Фаворского, тогда уже известного художника, выполнившего прежде несколько удачных работ в жанре настенной фрески, или, как предложил называть этот жанр Матисс, «архитектурной живописи». Познакомившись с фотографиями предыдущей работы Фаворского — росписями в Музее материнства и младенчества, Матисс написал в письме советскому искусствоведу Г. Роому: «Фреска г-на Владимира Фаворского очень меня заинтересовала. Я считаю, что она выполнена в соответствии с основными принципами архитектурной живописи».

Фаворский понимал, что архитектура предложенного здания на Сретенке ему не в помощь (он говорил, что оно «архитектуры бросовой») и что задача сделать его обращающим на себя внимание целиком ложится на его оформление. Он решил внутренние помещения дома расписать фресками, а на фасады, обращенные на улицу и в переулок, поместить рисунки, выполненные способом сграффито. Решение оказалось оптимальным: тяжелые, гладкие, скучные фасады приобрели легкость, яркость. Они издали обращали на себя внимание. Фаворский так глубоко вошел в проблемы того, чем занимался Дом моделей, и так хорошо понимал их, что его ввели в художественный совет. Часто его соображения о фасоне платья, о материи оказывались проницательнее предложений самих модельеров — и принимались ими.

В 1960–1970-е годы Дом моделей на Сретенке получил более узкую специализацию и стал называться «Дом моделей трикотажных изделий». Все это время оформление Фаворского сохранялось. В конце 1990-х годов «Всесоюзный дом моделей трикотажных изделий» был преобразован в «Салон-магазин. Зеркало моды». Новый владелец переделал фасады постройки, первый этаж отделал полированным мрамором, иллюминировал здание разноцветными лампочками. При этом сграфитто Фаворского были уничтожены. С годами становится все очевиднее, что сграффито Фаворского на Доме моделей треста «Мосбелье» — высокая классика искусства тридцатых годов.

Дом № 24. В конце 1860-х годов его адрес был таков: Сретенская часть, 5-й квартал, дом 32, Щепкиной. Владельцы этого дома — Николай Михайлович Щепкин, сын замечательного актера, и его жена Александра Владимировна, урожденная Станкевич, писательница, сестра организатора и идейного главы известного московского литературно-философского кружка Николая Станкевича, играли заметную роль в культурной жизни Москвы 1850–1860-х годов.