Владимир Муравьев - Московские легенды. По заветной дороге российской истории

Особое внимание Алпатова привлекал средний сын Арсения Михайловича — Владимир Арсеньевич, «дядя Володя», как называет его мемуарист. «Высокого роста, блондин, с ясным открытым взглядом, он увлекался игрой на виолончели, — описывает его Алпатов. — По облику он был близок к героям Чехова. Какая-то мягкость выступает в нем. Правильные черты лица, небольшая бородка…»

Он много путешествовал за границей, был знатоком живописи, литературы, сам был одарен литературным талантом.

В. А. Капустин был очень привязан к Леонову. Он написал и издал в 1908 году брошюру «Леоново. Подмосковное поместье боярина князя Ивана Никитича Хованского», собрав для нее большой исторический материал.

Леоново, приобретенное Арсением Михайловичем Капустиным ради фабрики, в начале XX века, при его детях и внуках, превратилось в дачу. В заключение рассказа об истории Леонова В. А. Капустин описывает современный вид усадьбы в элегических — «дачных» — тонах:

«Леоново погружается в мирную тишину.

Разбросанные по имению остатки фабричных зданий постепенно разбираются; картина блестящего прошлого как будто снова выделяется. Чудный липовый парк с вековыми деревьями, пруд, церковь переносят во время князей Хованских; громадный кедр, лиственница, пихты напоминают о Демидове…»

Такое же впечатление от усадьбы осталось и у М. В. Алпатова, в детстве жившего в ней каждое лето.

«В Леонове прошлое обступало нас незаметно со всех сторон, — рассказывает он в своих „Воспоминаниях“. — Здесь был старинный липовый парк, который правильностью своих аллей вещал нам о далеком прошлом, величественном и чопорном по сравнению с тем, что делалось в наше время. На краю дороги высился огромный развесистый кедр, который назывался кедром Демидова. Были в Леонове остатки демидовского дворца, хотя они имели вид самой обычной бревенчатой дачи…»

Родители Алпатова жили в старом дедовском доме, которому в его «Воспоминаниях» посвящено несколько строк. «Не дача, а сарай», — утверждала Дуняша (горничная. — В. М. ), потому что ей больше всего приходилось трудиться, чтобы придать ей жилой вид. Но никому и в голову не приходило перестроить или усовершенствовать дачу, наконец, снять другую дачу. Считалось, что на дачу ездят не ради удобств, а для того, чтобы гулять, любоваться природой, дышать чистым воздухом.

Но сыновья Арсения Михайловича Николай и Владимир Арсеньевичи построили себе на территории Леонова дома по своему вкусу и характеру.

Усадьба Николая, как пишет Алпатов, «представляла собой неприступную крепость», была окружена глухим забором, ворота всегда закрыты. «Дом дяди Володи был открытым домом. Через забор видно было, как он хорош и красиво расположен, доски были расписные и вход открыт. Мы приближались к дому. Дядя Володя приветствовал нас через форточку; протягивалась его рука, и он махал ею в знак приглашения зайти… Только для того, чтобы гости его могли любоваться закатами, он построил в саду бельведер».

Летом 1917 года Капустины, как обычно, выехали на дачу, но прежней спокойной дачной жизни уже не было. Говорили, что под Москвой «неспокойно», рассказывали о каких-то бандитах и «налетчиках», нападавших на дачи. В окрестностях Леонова ничего такого замечено не было. Но вскоре толки о «налетчиках» получили страшное подтверждение. Ночью на дачу Владимира Арсеньевича было произведено нападение: двое вооруженных револьверами мужчин вошли в дом, подняли стрельбу, застрелили хозяина — и ушли. Убийцы скрылись и не были найдены, непонятной осталась и цель нападения.

Увы, оправдалась известная пословица: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет»… В числе многочисленных заграничных путешествий Владимира Арсеньевича Капустина значится и плавание на «Титанике» в его роковой рейс. Однако тогда Владимиру Арсеньевичу повезло: он спасся…

Рассказ о смерти «дяди Володи» Алпатов завершает грустным заключением: «Для всех было ясно: леоновской идиллии пришел конец».

После революции отдельные дачные постройки в Леонове сохранились до середины 1950-х годов, но, как и по всем окрестностям Ростокина, они превратились в коммунальные квартиры. В 1960 году Леоново было включено в черту Москвы, и на его территории началось массовое жилищное строительство.

«Вид картины всего заведения Свибловской суконной фабрики». Акварель 1820-х гг. работы неизвестного художника

После Леонова следующее вверх по Яузе дачное село — Свиблово. Это название известно больше, чем Леоново: целый московский район называется Свиблово, есть станция метро «Свиблово». Свиблым или свибливым в Древней Руси называли человека, который шепелявил, то есть вместо з, с, ц произносил ж, ш, ч — или наоборот. Прозвище Свибло имел ближний боярин Дмитрия Донского Федор Андреевич, ведущий свой род от легендарного Ратши (или Рачи), «мужа честна», выходца якобы из Пруссии. К этому же роду принадлежал А. С. Пушкин, который о своем прародителе писал:

Федор Андреевич принимал большое участие в возведении при Дмитрии Донском каменных стен Московского Кремля, и одна из его башен — угловая при устье Неглинной — получила название Свибловой. Дмитрий Донской, идя на Куликовскую битву, поручил Федору Свиблу охранять Москву и дороги между городом и войском.

Среди других многочисленных поместий Федор Андреевич Свибло владел землями по Яузе с селом и прилежащими — «тянувшими» — к нему деревнями и пустошами.

Видимо, этим поместьем он владел достаточно долго и хорошо его обустроил. Им была построена в селе церковь. Хотя о ней не дошло до нас никаких документальных сведений, но можно с полной уверенностью сказать, что она была деревянной и освящена во имя Живоначальной Троицы. При позднейших перестройках и возобновлениях имя храма оставалось неизменным.

При боярине Федоре Андреевиче село, как это было принято, называлось по имени владельца — Федоровским.

В начале XV века в правление великого князя московского Василия I — сына Дмитрия Донского боярин Свибло попал в опалу, и его владения, в том числе село Федоровское, были взяты в великокняжескую казну.

Однако память о Федоре Андреевиче Свибло как владельце поместья оставалась так крепка, что к стандартному, невыразительному названию, поскольку Федоровских было немало, народная молва прибавила индивидуальное, неформальное прозвище владельца. Поэтому великий князь Василий I в своей духовной грамоте-завещании 1423 года написал: «А из сел Мосъковъских даю своей княгине:… сельце Федоровское Свиблово на Яоузе, и с мелницею…»