Владимир Муравьев - Московские легенды. По заветной дороге российской истории

В первое лето пребывания в Свиблове Карамзин был счастлив; рядом была любимая и беззаветно любившая его жена, они ожидали ребенка. «Я благодарю ежеминутно Провидение, — пишет он брату, — за обстоятельства моей жизни, а всего более за милую жену, которая делает меня совершенно счастливым своей любовью, умом и характером. Вам я могу хвалить ее. Бог благословляет меня и с других сторон. Я через труды свои имею все в довольстве; желаю только здоровья Лизаньке и себе; желательно, чтобы Бог не отнял у меня того, что имею; и нового мне не надобно».

Лиза в марте благополучно родила дочь, которую назвали Софьей. «Я уже люблю Софью всею душою и радуюсь ею», — пишет Карамзин ближайшему своему другу И. И. Дмитриеву.

Однако вскоре обнаружилось, что у Лизы развилась чахотка, что она «слаба грудью» и потому никак не может поправиться после родов. Доктора советовали вывезти ее за город. Карамзин снимает дачу опять в Свиблове. На этот раз он ехал туда с тяжелым сердцем. «Здоровье есть великое дело, и без него нет счастья, — писал он перед отъездом брату, — а еще прискорбнее, когда болен тот, кого мы более себя любим. Бог видит, что мне всякая собственная болезнь была бы гораздо легче».

Хотя Карамзин и надеялся, что «сельский воздух поможет Лизаньке», но дела шли все хуже и хуже. Полторы недели спустя после переезда в Свиблово он сообщает брату: «Она очень нездорова, и самые лучшие московские доктора не помогают ей. Она день и ночь кашляет, худеет — и так слаба, что едва может сделать два шага по горнице. Я не могу теперь радоваться и дочерью; все мне грустно и постыло; всякий день плачу, потому что живу и дышу Лизанькою».

Елизавета Ивановна Карамзина скончалась 4 апреля 1802 года. Карамзин был в отчаянии. «Остается в горести ожидать смерти в надежде, что она соединит два сердца, которые обожали друг друга», — так писал он о своем состоянии брату.

Карамзин живет воспоминаниями о жене, и на следующее лето он снимает ту же дачу, где был так счастлив и пережил такое горе, но где все было полно «милой Лизанькой». «Бываю по большей части один, — рассказывает он брату о своей жизни на даче, — и когда здорова Сонюшка, то, несмотря на свою меланхолию, еще благодарю Бога! Сердце мое совсем почти отстало от света. Занимаюсь трудами, во-первых, для своего утешения, а во-вторых, и для того, чтобы было чем жить и воспитывать малютку…»

Работой Карамзин спасался от тоски и отчаяния. Он работал круглые сутки, даже во сне его не оставляли мысли о работе. Поражает объем написанного за этот год, библиографический перечень включает более ста названий произведений различных жанров — от крупных вещей до хроникальных журнальных заметок.

В 1803 году Карамзин написал повесть «Марфа-посадница, или Покорение Новгорода», более десятка статей и очерков, среди них «Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице и в сем монастыре», ради которых он специально ездил в Сергиеву лавру, подготовил для издания Собрание сочинений своих произведений в восьми томах.

Кроме того, он задумывает взять на себя еще одну огромную работу. В том же письме, в котором говорит об утешении работой, Карамзин сообщает о новом замысле: «Хотелось бы мне приняться за труд важнейший: за Русскую Историю , чтобы оставить по себе отечеству недурной монумент. Но все зависит от Провидения! Будущее — не наше…»

В 1821 году генерал Николай Петрович Высотский продал Свиблово за 240 тысяч рублей ассигнациями трем московским купцам — Кожевникову, Шошину и Квасникову. Главным покупщиком был Иван Петрович Кожевников — сын чаеторговца; он привлек компаньонов, потому что не имел в наличии полной суммы, необходимой для уплаты за имение. Фактически Шошин и Квасников (возможно, связанные с Кожевниковым родственными узами, во всяком случае, Кожевников был женат на Шошиной) давали ему деньги в долг, и включение их имен в купчую было формой обеспечения. В 1823 году, два года спустя, Кожевников выкупил у компаньонов их части, заплатив каждому по 85 тысяч.

Отец Кожевникова начинал приказчиком и, разбогатев, продолжал жить по-прежнему: ходил в тулупчике, ел щи да кашу, сына держал в строгости при своей торговле и женил рано для того, чтобы тот «не избаловался». Но Иван Петрович имел другое представление о направлении своей деятельности и об образе жизни.

В Свиблове и соседнем Леонове (также им приобретенном) он завел фабрики. В Свиблове была построена суконная фабрика, для которой Кожевников выписал из Англии самое лучшее оборудование. Его фабрика считалась образцовой, так что император Александр I выразил желание посетить ее.

Кожевников хорошо подготовился к визиту императора: в усадьбе и на фабрике все было вычищено, дорожки посыпаны песком, вдоль них высажены молодые березки, привезенные из леса, рабочие были одеты в новые щегольские красные рубахи.

Побывав на фабрике, Александр I остался доволен организацией производства и пожаловал ее хозяину орден Святой Анны третьей степени.

Сопровождавший императора в его посещении Свиблова генерал-адъютант К. К. Мердер записал в дневнике: «Вчера, 29 июля, мы были на суконной фабрике мануфактур-советника Кожевникова; на фабрике ежедневно работает 3000 человек, и выделывается сукна 300 000 аршин, различных доброт, некоторые не уступают иностранным. Фабрика и дом хозяина построены на живописном месте; Яуза обвивается вокруг зданий».

Но еще более Свиблово в годы, когда оно принадлежало Кожевникову, прославилось многолюдными празднествами, которые устраивал хозяин, не жалея на них средств.

Кожевников надстроил этажом прежний усадебный дом, сделал несколько пристроек специально для гостей.

Приспособленный для гуляний сад представлял собой широкую и длинную липовую аллею с боковыми куртинами и чудесными цветниками.

Пиры, которые Кожевников давал в Свиблове, современники называли не иначе как лукулловскими, застолья сопровождались музыкой, фейерверками и другими развлечениями.

Славились зимние катанья на тройках и кровных рысаках под звон валдайских колокольцев, в снежной буре, подымаемой копытами пристяжных.

В Свиблово приглашались отечественные артистические знаменитости и иноземные гастролеры, приезжавшие в Москву: певцы, танцоры, фокусники.

Здесь бывали и выступали московский знаменитый трагический актер Павел Мочалов, танцовщица Акулина Медведева и ее дочь — драматическая актриса Н. М. Медведева (для которой позже А. Н. Островский написал роль Гурмыжской в «Лесе»), а также многие другие.

Но особенно много гостей собиралось в Свиблове, когда там пела знаменитая цыганская певица Стеша — Степанида Сидоровна Солдатова — музыкальная легенда Москвы 1810-х — 1820-х годов. По мнению одного современника, с которым все соглашались, «у нее, как у соловья, в горлышке звучат, переливаются тысячи колокольчиков». Восхищение москвичей Стешей разделила знаменитая итальянская певица Анжелика Каталани, гастролировавшая в России в начале 1820-х годов. Услышав в исполнении Стеши мелодичный и грустный романс (на стихи А. Ф. Мерзлякова):