Оскар Йегер - Всемирная история. Том 3. Новая история

Республика, во главе которой стоял теперь Оливер Кромвель, не оставалась долго изолированной. В начале были установлены благоприятные отношения со Швецией. Кромвель воспользовался соперничеством этого государства с Данией и Нидерландами и заключил союз со шведской королевой Христиной, на которую должен был повлиять такой человек, как он, несмотря на ее расположение к католицизму. Этот союз удержался и при преемнике Христины, Карле X Адольфе, в пользу которого в том же году королева отреклась от престола. Тогда же было заключено соглашение и с Нидерландами, которые в полной мере ощущали на себе английское могущество. Появился даже идеалистический проект о полном слиянии двух протестантских республик в одно государство и одну народность. Кромвель сам говорил об этом нидерландскому посланнику, хотя вряд ли считал подобный план исполнимым. Однако мир был заключен при благоприятных условиях.

Кромвель понимал, что руководящему государственному деятелю в Голландии, Иоганну де Витту, было столь же желательно, как и ему, ограничение власти Оранского дома, благоприятствовавшего Стюартам. Голландские штаты издали так называемые «Акты исключения» (Akte von Seclusie»), согласно которым обязались никогда не избирать принца Оранского, тогда еще малолетнего Вильгельма III, ни адмиралом, ни штатгальтером области. Нидерланды должны были признавать главенство английского флага в британских морях, а также подчиняться английскому морскому уставу. Таким образом, уже летом 1654 года, Кромвель был настолько могуществен, что две великие державы, Франция и Испания, наперебой пытались снискать себе его расположение.

Кромвель был слишком умен для того, чтобы не понимать тесной связи между внутренней и внешней политикой, внутренним и внешним могуществом. Он сознавал, что временное положение, при котором подати взимались способом, противоречившим старинному английскому обычному праву и юридическому понятию, зиждились только на декретах, издаваемых им и государственным советом, и потому не имело прочного основания. Поэтому он объявил новые выборы в парламент, согласно конституционному порядку, и открыл заседание этого нового парламента 3 сентября 1654 года с царским великолепием, причем произнес длинную речь, в которой изложил внутреннее и внешнее положение дел: «Вы теперь в мире с датчанами, шведами, голландцами, с Францией, с Португалией, а у себя дома имеете свободный парламент».

Основную задачу этого парламента Кромвель определил как «исцеление страны и создание окончательного порядка вещей в государстве» (Settling). Но этой «земли Ханаанской для Божьего народа», как он выражался, нельзя было достичь в одночасье. Новый парламент вместо содействия ему, протектору, в проведении необходимых реформ, например, в упорядочении правосудия (the law), крайне нуждавшегося в этом, стал играть роль оппозиции, считая себя учредительным собранием в самом широком смысле этого слова. Вместо того, чтобы признавать власть протектора, он присваивал себе верховенство. Кромвель твердо доказывал палате, что раз она не признает его права, то и сама становится бесправной, а свое право он основывал, и совершенно справедливо, на своих победах, в которых видел проявление благодати Божией, на добытых с помощью этих побед свободе личности и свободе совести, на интересах самого народа и, наконец, даже на постоянных парламентских смутах. В заключение Кромвель предложил членам парламента признать власть его, протектора, властью законной. Некоторые члены парламента, не согласившиеся с предложением Кромвеля, их было около сотни, не допускались более к прениям, но и остальные продолжали упорствовать. Тогда 12 января 1655 года парламент был распущен.

Кромвель вновь испытал на себе, до чего было трудно руководить германскими собраниями и так называемыми народными правительствами. Ничто не могло удержать этих людей от желания создавать всякие ничтожные затруднения на пути великого человека, ниспосланному стране судьбой: ни его успехи во внешнеполитических делах, ни явная необходимость умиротворения для всего государства, ни великое дело протестантской идеи, ни все то, что подразумевается под свободой и ради чего многие из его нынешних противников сами жертвовали некогда жизнью.

Не видя за собой большинства, которое упрочило бы его правление, Кромвель потерпел поражение, как мы выразились бы в наше время. Это оживило роялистов и старокатоликов с одной стороны, а с другой – анабаптистов, или радикальную часть этой секты, видевшей теперь в лице протектора само воплощение греха. Всюду стали возникать всевозможные темные заговоры, но Кромвель был не из тех, которые дают застигнуть себя врасплох. Он твердо подавил все попытки к возмущению, считая своей первой обязанностью, поддержание спокойствия и порядка в стране.

Все государство было разделено на тринадцать военных губернаторств, а во главе каждого из них стоял генерал-майор. Большие дороги охранялись патрулями, а некоторые увеселения – скачки, петушиные бои, театральные зрелища – были запрещены, как не соответствующие строгому пуританскому духу и дававшие повод к беспорядкам. Эти меры не порождали особенного недовольства благодаря тому, что войско получало хорошее содержание и было приучено к строгой сдержанности. Большинство остального населения тоже не роптало ни по поводу этих распоряжений, ни в отношении налогового бремени, потому что видели водворение порядка в стране, крайне умеренный образ жизни самого лорда-протектора и тех, кто составлял его окружение и что называлось его двором.

Издержки по проведению военных операций были возложены на «кавалеров», то есть побежденную партию: они платили 10-процентную подать. Но особенно драгоценна для страны была свобода совести, дарованная ей в масштабах, не допущенных еще нигде. Ею могли пользоваться пресвитериане, анабаптисты, новая секта квакеров, даже евреям были даны некоторые права. Посылая своих комиссаров в колонии, в Мэрилэнд, Кромвель поручал им устанавливать там гражданские порядки, но не вмешиваться в религиозные дела. И если католикам и приверженцам низвергнутой епископальной Церкви не была предоставлена полная свобода, которой они не преминули бы воспользоваться для действий против существовавшего правительства, то все же в отношении их проявлялась терпимость, которую сами они не проявляли никогда в то время, когда сила была на их стороне.

Управляя внутренними делами страны на чисто протестантских началах, Кромвель и во внешней политике с той же неуклонностью действовал в интересах протестантства.