Максим Калашников - Третий проект. Спецназ Всевышнего

Да, именно этот план ЭТЦ пытался сделать матрицей русского Будущего полтора десятка лет назад. Увы, нам это не удалось. Почему? Мы шли против течения, против мощных трендов самоуничтожения и грабительства, овладевших советским социумом. Мы предлагали эту программу горбаческим верхам – но они от нас отмахивались. Мы не могли зажечь этой мечтой сердца миллионов людей и открыть им глаза – потому что СМИ оказались уже во вражеских руках. А об Интернете и его доступности для миллионов русских пользователей мы в те годы могли только мечтать…

Но мечте не суждено было сбыться. В начале 1991 года после представления нашего доклада о финансовой войне руководству СССР, мы на свой страх и риск подготовили и другой меморандум: о введении в стране чрезвычайного положения. С его помощью была надежда стабилизировать ситуацию и создать условия для выполнения программы ЭТЦ. Этот проект мы, Кугушев и Кургинян, передали в КГБ СССР через генерала Николая Шама. Николай Алексеевич прочел его и сказал:

– Интересно. Но вряд ли осуществимо…

Одновременно Сергей Кугушев опубликовал цикл статей в «Комсомольской правде» (а тогда газеты еще читали), которые говорили об опасностях при введении бесконтрольного рынка, о перспективах бессмысленной приватизации, отдающей страну на поругание, и о грядущем захвате сырьевых отраслей западным капиталом. А рецепт я предложил шокирующий: создание блока из спецслужб, армии, инженерно-технических работников и высококвалифицированного рабочего класса и нарождающегося русского производящего бизнеса… Наверное, то был последний, исчезающе малый шанс на то, чтобы овладеть будущим и запустить матрицу последней советской мечты.

И вот проклятым утром 19 августа 1991 года мы услышали о ГКЧП. В то утро я приехал в офис своей первой компании «Русский капитал» на лыжной базе в Крылатском. Позвонил Гайдар. Мол, сбылись ваши с Кургиняном мечты, ваши к власти пришли. Я посмотрел на часы: полдень. Всего полчаса назад я видел, как по Кутузовскому проспекту шли уже проспавшие свою победу танки, лениво сворачивая к Белому дому.

Егор тогда спросил:

– И как ты смотришь на перспективы путча?

– Я перезвоню тебе. Подожди…

Положив трубку, отправился автор этих строк в дом Правительства. Было два часа дня 19 августа – коридоры Совета министров поражали пустынностью. И еще поразили слова помощника Павлова:

– Сергей, когда все кончится, подтверди. Мол, уже 19 августа мой шеф понимал: все происходящее есть авантюра и поэтому напился…

Вернувшись в Крылатское, я позвонил Гайдару и сказал:

– Они проиграют. Это не путч, а пародия на него…

Сегодня я добавлю: то была все же не пародия, а контрпроект, спровоцированный и осуществленный Сообществом Тени. Он смешал в одну роковую компанию дальновидных и проницательных политиков типа Олега Шенина и Дмитрия Бакланова, хороших, но неспособных к жесткой борьбе людей вроде Язова и Павлова и тех, кто вбил последний гвоздь в гроб Красной Атлантиды.

Ну, а для меня лично те события обеспечили клеймо одного их «идеологов путча». Кугушев, мол, предал своих старых товарищей: Гайдара, Чубайса и иже с ними, отказался от светлых идей либерализма. Вот с этим клеймом и пришлось вашему покорному слуге входить в новую, рыночную Россию…

Прекрасно понимаю, как тяжко пришлось Кургиняну после крушения надежд и идеалов, придававших смысл его жизни. В отличие от меня, ушедшего в бизнес, Сергей Ервандович продолжал биться за Красную Атлантиду – как одинокий солдат в окружении, до последней капли крови. Я же старался понять причину поражения и придумать некий чудодейственный «философский камень», способный оживить умирающего и сделать явью мечту о русском реванше.

Но даже после падения Советского Союза наша мечта продолжала жить и действовать на текущую Реальность. После многочисленных поражений в середине 90-х Кургинян пишет интереснейшую работу под названием «Институт будущего». Она очень важна для русского Братства, для определения его целей и задач. Эта книга, обманчиво спокойная и научная по стилю, на самом деле писана кровью. Вот выжимка из нее:

«1. В конце ХХ века в России произошел сброс исторического времени на два столетия как минимум. Формирующиеся отношения есть отношения именно старые.

2. Поскольку этот сброс не был подкреплен хотя бы социально-инженерным проектом движения от этого старого – хоть куда-то, хоть в какое-то будущее, поскольку разрушение было революционным, а созидание почему-то предполагалось эволюционным и органичным, то сброс запустил весь механизм инверсии исторического времени, и мы находимся в ситуации всеобъемлющего регресса.

3. Этот регресс почти не имеет тормозов и общество может двигаться достаточно далеко в свое прошлое, вплоть до патриархально-родовых отношений…

5. В этих условиях особенно пагубно действует фактор иллюзорной модернизации. В случае патриотической оппозиции мы имеем дело с особым и интересным… феноменом двойной иллюзии: демократам казалось…, что они догоняют Запад, а патриотам кажется, что они догоняют… ненавидимых демократов. И режим «догоняния и перегоняния» приводит к своеобразному регрессивному консенсусу (выработке правил проведения банкетов и презентаций среди нарастающей катастрофы)…

…Симптомы глобального неблагополучия множатся у нас на глазах. Россия первой приняла вызов глобального кризиса, и в этом пионерстве есть, мне думается, как крупные очевидные минусы, так и пока еще неуловимые плюсы. Многое говорится о циклах русской и мировой истории. Эти циклы представляют собой для исследователей, которые относятся к истории всерьез…, просто модифицированные повторы одного и того же инварианта. Можно сколько угодно описывать морфологические совпадения фаз рождения и умирания цивилизации… Спор о цикличности, видимо, вообще лишен особого смысла, ибо рано или поздно он адресует к… символу и неким духовным реалиям, к интуиции целого, к интеллектуальному откровению, говорящему о существовании существенно нового – как субстанции общемирового исторического процесса.

В связи с этим, не вступая ни в какие особые споры, я просто предлагаю читателю свою модель исторических циклов – не круговых и не спиральных, как это принято, а пучковых, представляющих собой совокупность сужающихся и расширяющихся потоков, входящих время от времени в критические фазы. Я изображаю их в виде исторических горловин…

Различные цивилизации проходят эти горловины различными способами… Если же свести это описание к образу, то получится следующее: горловины циклов как бы закрыты некими историческими заслонками; цивилизационная субстанция, двигаясь к горловине, все более сжимается, но горловина при этом остается закрытой. Для того, чтобы открыть ее, сжатый до предела субъект должен тем или иным способом извлечь из себя и вложить в историческую заслонку в виде своего «пропуска» некий особый шар, который я называю «институт будущего»…