Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни

Когда же градоначальник, сославшись на успешные результаты первых опытов, попросил ассигнований еще на десять велосипедов, из Петербурга пришел отказ (денег в казне нет!), а уже понесенные затраты посоветовали возместить из средств, предназначенных на канцелярские или хозяйственные расходы. В условиях царской России, где каждая статья расходов имела Высочайшее утверждение, такую рекомендацию можно было счесть за насмешку, поскольку спустя некоторое время те же чиновники МВД могли обвинить генерала в незаконном манипулировании бюджетом полиции.

Наверняка не обошлось без нарушения инструкций, когда по приказу градоначальника все полицейские участки обзавелись самоварами и чайными принадлежностями, а начальник резерва стал получать наличные деньги для закупок чая и сахара. Зато городовые, находившиеся практически на казарменном положении, после дежурств на морозе всегда могли согреться бодрящим напитком.

Точно так же Рейнбот действовал в обход устаревших правил, когда возникла необходимость срочно обустроить полицейские участки. После подавления Декабрьского вооруженного восстания городские тюрьмы не смогли вместить всех подследственных по политическим делам. Тогда их стали помещать в камеры участков, набивая в них людей сверх всяких норм. Вскоре «на воле» стало известно о тяжелом положении узников: они задыхались от миазмов в переполненных камерах, спали на голых досках или прямо на полу, страдали от паразитов, месяцами не имея возможности побывать в бане и сменить белье. Арестанты даже чая не могли попить, поскольку не хватало посуды.

Узнав об этом, генерал Рейнбот принял срочные меры. Прежде всего, он издал инструкцию, которая обязывала смотрителей полицейских домов изменить условия содержания подследственных: «… Помещать в камеры арестованных не свыше нормы, считая по одной кубической сажени на человека [52] 9,7 куб. м. .

О городовых, не в меру ретивых против мирных граждан (кар. из журн. «Искры». 1906 г.).

…Принять от города предназначаемые для арестованных — по нормальному их числу: а) тюфяки, набитые соломой, и подушки, набитые сеном; б) то белье, которое будет через городскую управу доставлено; в) по числу кроватей одеяла и г) посуду. Означенные вещи, оставаясь собственностью города, поступают в распоряжение смотрителей полицейских домов, и смотрители обязаны, по требованию города, в полученных вещах представлять ему отчет, а также для проверки и самые вещи.

Новый курс на старом основании. «Тащить и не пущать» (кар. из журн. «Будильник». 1906 г.).

…Арестованные должны быть в бане еженедельно и ни в каком случае не реже, как через две недели. Предписываю для этого входить в соглашение с содержателями частных бань и по усмотрению нанимать или номер, или общую баню в свободные от публики ранние часы, или постные дни, очередь соблюдать по усмотрению, а караул, в случае недостатка служителей, — по соглашению с приставом пополнять из свободных от службы городовых и сторожей.

…Где имеется при камерах отхожее место, там на ночь ни парашек, ни других приспособлений в камеры не ставить. И как днем, так и ночью по очереди выпускать арестованных в отхожее место, имея все время достаточный надзор. Где удобных отхожих мест нет, там озаботиться немедленным устройством таковых».

Упомянутые Рейнботом вещи для арестованных, полученные «от города», были по его договоренности закуплены на средства Московской городской Думы. Она пришла на помощь полиции, надеясь, что МВД возместит израсходованные на благое дело 23 тыс. рублей. Вплоть до 1911 г. вела городская Дума переписку с петербургскими бюрократами по поводу возврата этих денег. Когда с берегов Невы ясно дали понять, что в лучшем случае готовы платить только за арестантов, числившихся по тюремному ведомству, но в силу обстоятельств помещенных в камеры полицейских участков (как будто спустя пять лет это можно было установить!), Москва признала свое поражение. Гласные Думы постановили: считать спорные деньги утраченными безвозвратно.

Эффективные действия Рейнбота заставили революционеров внести его в список первоочередных врагов. Охоту повела боевая группа эсеров, подготовившая несколько покушений на градоначальника. В первый раз генерала спасло то, что террористка Фрумкина, отправившаяся убивать его в Большой театр, была выдана тайным агентом охранки. Во второй раз «махальщица», контролировавшая выход генерал-губернатора и градоначальника из ворот Кремля, от волнения перепутала сигналы и дала бомбистам отбой. В третий раз, по всей видимости, Рейнбота спас ангел-хранитель.

По сообщению газеты «Русское слово», произошло следующее: «… около 11-ти часов дня в московского градоначальника, когда он шел по Тверской улице, около ворот церкви Благовещения, была брошена бомба, разорвавшаяся с оглушительным треском. Градоначальник остался невредим. Бросивший бомбу тотчас же был схвачен. В завязавшейся борьбе он успел сделать несколько выстрелов, пока сам не был тяжело ранен в голову выстрелом градоначальника. Никто из посторонних не пострадал. В огромном доме Молчанова, д. Попова и частью глазной лечебнице Меркова выбиты стекла. Вместе с градоначальником шел его помощник В. А. Короткий, который также остался невредим. Градоначальник после покушения на него отправился далее пешком на торжество освящения приюта при церкви св. Василия Кессарийского».

Позже в описаниях покушения появилась интересная подробность: бомба, брошенная под ноги генерала, проскользнула мимо по заснеженному тротуару и свалилась в углубление водостока. В результате взрывная волна и осколки ударили на другую сторону улицы. Охрана градоначальника шла за ним на некотором удалении, поэтому у террориста оказалось достаточно времени, чтобы открыть огонь из браунинга. Свист пуль вывел Рейнбота из ступора, он выхватил револьвер и первым же выстрелом свалил боевика.

Городской арестный дом на Хавской ул.

Впоследствии охранке удалось обнаружить подпольную лабораторию по производству бомб и арестовать ядро боевой эсеровской группы. Удар по революционерам был настолько силен, что остальным подпольщикам пришлось прекратить активные действия.

Место, где была брошена бомба в генерала Рейнбота.