Виктор Сонькин - Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу

«Новые семь чудес света» — проект, благодаря которому в ходе самого массового в истории всемирного волеизъявления при помощи SMS , телефона и интернета были выбраны семь ныне существующих архитектурных памятников взамен семи чудес древнего мира (из которых до наших дней дожили только египетские пирамиды, вошедшие в новый список на правах «почетного гостя»). Результаты голосования были объявлены в июле 2007 года в Лиссабоне. Новыми чудесами стали: Великая Китайская стена, комплекс Мачу-Пикчу в Перу, каменный город Петра в Иордании, мавзолей Тадж-Махал в Индии, статуя Христа-Искупителя в Рио-де-Жанейро, пирамиды Чичен-Ицы в Мексике и Колизей.

В общем, массовая культура давно поставила знак равенства между Колизеем и Римом. И в этом нет ничего удивительного. Но прежде чем мы приступим вплотную к истории и легендам знаменитого амфитеатра, пройдемся по окрестностям — они тоже хранят немало преданий.

Тот кусок древнего Рима, который нам предстоит обойти в этой главе, в археологических путеводителях называется «долина Колизея и Эсквилинский холм». По форме это неправильный четырехугольник. Площадь Колизея, безусловно, представляет собой смысловой центр этой зоны, но геометрически находится в ее нижнем левом углу (если смотреть на карту). Длинные стороны четырехугольника образуют Виа Кавур (и продолжающая ее Виа Джованни Ланца) сверху, Виа Лабикана снизу, а в верхнем правом углу расположилась площадь Виктора Эммануила II. В центре четырехугольника большая часть пространства занята парком Колле Оппио.

Первая достопримечательность, которая окажется на нашем пути, если мы будем двигаться вдоль русла древнеримской улицы под названием Субурский спуск ( ClIVus Suburanus , нынешняя Виа ин Сельчи), к сожалению, полностью виртуальная: от нее не осталось решительно ничего. Это Портик Ливии, жены императора Августа, построенный в последние годы I века до н. э.

В Риме портик был не просто крытой колоннадой для приятных прогулок. Там назначали встречи, беседовали о высоком, вели дела, просто прохаживались — в общем, подобно базилике, портик был предназначен для разных общественно полезных дел. Колоннады обеспечивали укрытие от непогоды и палящего солнца. Не будем забывать, что почти вся рабочая деятельность римлян происходила вне дома, и защита от зноя, особенно летом, считалась делом государственной важности.

Ливия Друзилла происходила из знатной патрицианской семьи; и ее отец, и первый муж сражались против Августа (здесь и далее титул «Август» употребляется для простоты: он вошел в употребление несколько позже) — сначала на стороне Брута и республиканцев, потом на стороне Антония. Когда победивший Август объявил амнистию, Ливия вместе с мужем вернулась из изгнания в Рим. Как только Август с ней познакомился, он немедленно захотел связать с ней свою судьбу, развелся с тогдашней женой и убедил или заставил мужа Ливии дать ей развод. Пренебергши приличиями, Август и Ливия поженились сразу после своих разводов, причем «выдавал» Ливию замуж ее собственный бывший супруг. Хотя и современники, и историки склонны считать этот союз браком по расчету, Август и Ливия прожили вместе больше пятидесяти лет и считались идеальной парой. Общих детей у них не было. Ливия еще при жизни Августа приложила все усилия, чтобы власть над Римом перешла к ее потомкам от первого брака. Это ей удалось. Четыре следующих императора: Тиберий, Калигула, Клавдий и Нерон — были ее сыном, правнуком, внуком и праправнуком соответственно.

У места, на котором стоял портик, была предыстория. До того там располагалось имение Ведия Поллиона (в те времена — окраина города, места почти дачные). Поллион был нуворишем, человеком темного происхождения, чуть ли не из вольноотпущенников, но при этом — близким соратником Августа. Август назначал его на важные должности, даже губернатором провинции Азии — неслыханная честь для человека без роду-племени. Поллион, как полагалось прилежному царедворцу, завещал императору большую часть своего имущества. Виллу в Кампании Август себе оставил, а вот городское имение снес, чтобы расчистить место для нового портика.

Античные авторы в один голос рассказывают про Ведия Поллиона одну и ту же жутковатую историю. Этот богатый выскочка, говорят они, с особой жестокостью обращался с рабами. В имении у него был пруд, в пруду водились миноги. Неугодных рабов Поллион бросал в пруд на съедение этим кровососущим прожорливым рыбам. Однажды, когда у него гостил сам Август, прислуживавший за обедом раб разбил стеклянный кубок (стекло было редкостью и ценилось очень высоко). Поллион тут же приказал бросить неуклюжего раба к миногам. Август пытался заступиться, но хозяин упорствовал. Тогда Август попросил принести всю ценную посуду, какая есть в доме, и демонстративно ее перебил на глазах у растерявшейся публики. Поллиону было неловко подвергать человека казни за тот же проступок, который только что в особо крупных масштабах повторил император, и он нехотя простил раба.

История, конечно, вполне фантастическая; ее настойчивое повторение в разных источниках свидетельствует не столько о ее правдивости, сколько о статусе «городской легенды». Между прочим, Плиний Старший, относившийся к Августу прохладно, рассказ о его милосердии опускает, а Тертуллиан, упражняясь в христианской риторике, добавляет леденящие душу подробности: Поллион-де не только бросал рабов в пруд, но специально откармливал миног человечиной, чтобы потом, лакомясь рыбой, предаваться вторичному каннибализму.

В Средиземноморье и на Балтике минога до сих пор считается деликатесом. И есть еще одно странное сближенье, по которому миногам самое место в главе про Колизей: если на что и похож вид римского амфитеатра сверху, так это на разинутый рот миноги.

С биологической номенклатурой у древних авторов все довольно непросто. Существенная часть дошедшего до нас с древнеримских времен латинского лексикона состоит из названий животных, растений и минералов, которые встречаются по одному разу в монументальном труде Плиния Старшего «Естественная история» и надежному отождествлению не поддаются. Есть вероятность, что миноги, которым Поллион скармливал провинившихся рабов, — это не миноги, а мурены.