Лев Вершинин - Гопакиада

Вот тут-то в события, проявляя свое всегдашнее благородство, вмешался Бухарест, предъявивший диктатору без столицы ультимативное требование: официально признать аннексию Буковины и отдать под румынский контроль железные дороги. Естественно, диктатор отказался. Не менее естественно, румыны — параллельно уже обсуждавшие «буковинский вопрос» и с Пилсудским, который не возражал, — без предупреждения перейдя Днестр, заняли Коломыю и еще пару городов, разоружив и взяв в плен формирующееся пополнение ГА. Подобного не ждал никто. Началось несусветное дезертирство, правительство ЗУНР нырнуло в микроскопический городок Бучач, затаилось как мышка, а то, что еще именовало себя «Галицкой Армией», плотно застряло в «треугольнике смерти» (клочок земли между Збручем, Прутом и наступающими поляками). В такой бриллиантовой для Варшавы ситуации Галлер, полагая, что войны осталось еще дня на два, много на три, уехал справлять триумф в Краков, доверив подчиненным зарабатывать ордена и звания самостоятельно.

В принципе, это и в самом деле был конец войне. Вмешательство румын, пискнуть себе бы не позволивших без позволения с Кэ д’Орсе и Даунинг-стрит, однозначно говорило о том, что Антанта, дорожа своим польским детищем, сдала, как говорил пан Пилсудский, «сущую несуразность в диких горах». Что помощи ждать неоткуда, разве что от УНР, но что такое Петлюра и каковы реально его возможности, — галичане уже хорошо понимали. Искать мира Петрушевичу предлагали и генералы, и министры, и диктатор уже не возражал, совсем наоборот, был готов хоть сейчас, так что все бы могло кончиться относительно красиво, будь Польша хотя бы чуть-чуть меньше Польшей.

Увы. Выдвинутые ей условия были предельно просты: полная капитуляция, никакой «ЗУНР» и суд над «лидерами сепаратистов», правда, с гарантией, что виселиц не будет. Требуй такое, скажем, немцы, кто знает, возможно, что-то бы и сладилось, но безропотно ложиться под «ляхов» было слишком уж западло. К тому же (ах, этот панский гонор!) Варшава, пытавшаяся откусить хоть что-то от кого угодно, в это время, не говоря уж о противостоянии Советам (для чего, в общем, и была вскормлена и взлелеяна), создала себе немалые сложности и с чехами, и — особенно — с Германией, в связи с чем была вынуждена перебросить немалые силы в Силезию, где могло серьезно полыхнуть.

По всему поэтому казалось бы окончательно умершие остатки Галицкой Армии неожиданно для многих восстали из пепла. Генерал Греков, приняв командование у окончательно сломавшегося Омельяновича-Павленко, в кратчайшие сроки восстановил Первый и Третий Корпуса и предложил диктатору план, хоть и не гарантирующий ничего, но позволяющий надеяться на возвращение Львова. «Да», — сказал диктатор, и 8 июня галичане, заведенные до полного амока, атаковали стратегически важный пункт Чортков, сперва сбив и опрокинув совершенно не ожидавших такого оборота событий поляков, а затем ворвавшись на плечах опрокинутых в Бучач и Теребовлю. Впервые за долгие месяцы войны польские части не отступали в порядке, что порой случалось и ранее, а бежали, бросая артиллерию и пулеметы. 15 июня, разбив превосходящие польские силы, части ГА заняли Тернополь. Польский фронт рухнул, спустя неделю после возвращения «временной столицы» войска ЗУНР вышли на позиции, позволяющие атаковать Львов, где уже находился лично Пилсудский, взявший на себя командование группой «Восток» и готовый — до подхода подкреплений из Силезии — держать город любой ценой.

В сущности, теперь вопрос был в боеприпасах: наступая, галичане израсходовали практически весь их резерв, и Петрушевич бомбил Прагу телеграммами, умоляя Масарика выслать обещанное и даже оплаченное как можно скорее. Старый, глубоко порядочный пан Томаш не откликался. Ему — и он позже честно признался в этом — было очень стыдно перед галицийскими друзьями, но он был ответственен за свою страну и не мог позволить себе не понять мягкого намека посла la belle France. Воевать же без снарядов, на одном боевом безумии, очень трудно, тем паче если румыны (этим стыдно не было) еще и пропускают тебе в тыл через свою территорию вражескую кавалерию, а у тебя кавалерии с гулькин нос…

Дальнейшее известно. Кто погиб — погиб, кто бежал — бежал. Остальные, почти 50 тысяч, под орудийным огнем форсировав Збруч, ушли на остатки территории УНР, где, убедившись в полной импотенции «восточных братьев», вскоре, как известно, перешли под знамена Добровольческой Армии. 21 апреля 1920 года Петлюра, не имея на то никаких прав, подписал Варшавский договор, отдал Польше земли ЗУНР и от имени «всей Украины» признал «на вечные времена» законность границы по Збручу. Пилсудский, в свою очередь, признал «законность приобретений» Праги и Бухареста. Что до мирового цивилизованного сообщества, то оно, разумеется, журило поляков за «жесткость и непродуманность решения вопроса», требуя обсудить «проблему Галиции» на специальной конференции с участием всех заинтересованных сторон. Однако в связи с тем, что Варшава принимать данную идею категорически отказывалась, Лига Наций в конечном итоге 14 марта 1923 года признала земли бывшей ЗУНР «неотъемлемыми, законными территориями суверенной Речи Посполитой Польской». На том, ко всеобщему удовлетворению, и закрыли тему.

Отправленные беглыми вождями на восток остатки армии УНР, лучшие, фанатичные, все еще верящие в идею люди, — фактически уже не армия, а партизанское соединение, не имея ни связи с собственным правительством, ни снабжения, пять месяцев бродило по лесам Правобережья, на день-другой занимая небольшие городки, «экспроприируя» склады, а порой и население, потому почему-то называвшее воинов Идеи «бандитами», выигрывая стычки с небольшими, захваченными врасплох отрядами красных и постоянно маневрируя, чтобы, не приведи господь, не столкнуться с отрядами покрупнее. Этот поход, названный «зимовым», был очень труден, очень похож на I-й Ледовый поход Добрармии, трагически героичен, — и с военной точки зрения абсолютно провален. Вопреки уверениям вождей, ни села, ни города не поддержали «освободителей», вернувшихся в конце концов почти в том же составе, что и вышли в путь. Однако смысл в акции все же был. Политический. Именно на слухи о походе опирались осевшие в Варшаве «лидеры нации», убеждая Пилсудского, что у красных «горит земля под ногами», а вся Украина до отказа набита «множеством многочисленных повстанческих отрядов», только и ожидающих возвращения своего «головного отамана». Дураком пан Юзеф не был, ситуацию понимал правильно, и все-таки совсем уж попрошайками посетители не выглядели: на слово им, конечно, верить было нельзя, но и своя разведка подтверждала, что — да, по ту сторону кордона и в самом деле вроде бы происходит что-то не вполне несерьезное.