Эдвард Радзинский - Наполеон - исчезнувшая битва

И я вспомнил Святую Елену... Я вхожу в его кабинет, он сидит в темноте. В руках у него Библия.

- Послушайте, это из пророка Исайи, - говорит он. - "Видящие тебя всматриваются в тебя, размышляют о тебе: тот ли это человек, который колебал землю, потрясал царства?.." Да, - сказал он, привычно прочитав мои мысли, это была всего лишь история о гибели очередного Вавилона, который из века в век строят великие правители... - И, помолчав, прибавил (точнее, повторил) из темноты слова Папы: - Все великие полководцы собирали великие армии, чтобы железом и кровью завоевать мир, но тщетно. И только Спаситель, безо всяких армий, со своего Креста завоевал целый свет одною Любовью.

И я услышал его смех.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Из архива Шатобриана

(письмо издателю)

Я купил рукопись Лас-Каза перед самым отъездом в Женеву в сентябре 1832 года. Основной текст рукописи написан, видимо, в 1815 году. Но много позднее автором были сделаны многочисленные вставки в этот текст другими чернилами. Думаю, их следует набрать курсивом.

P.S. Вчера читал рукопись маленькому Гийому, племяннику барона О. Ему 14 лет, он родился после смерти Бонапарта, и все великие имена, столь недавно будоражившие воображение века, ему уже неизвестны. Они для него столь же далеки, как герои Гомера. Sic transit gloria mundi! А что будет еще через десяток лет? Поэтому выслал с нарочным самые краткие (ибо ненавижу, когда прерывают чтение) примечания.

Из дневника Шатобриана

2 3 с е н т я б р я 1 8 3 2 г о д а. Ж е н е в а.

Бонапарт преследует меня. Сегодня проснулся посреди ночи. И несмотря на темноту ясно увидел большие бронзовые часы, висевшие высоко на стене почти под потолком. Они странно светились. Было три пятнадцать... И над часами из тьмы медленно выступала крупная голова... Я не мог пошевелиться. Ужас парализовал меня. Я видел, как голова отошла от стены и поплыла над постелью, я различал закрытые глаза и прядь на лбу... Голова пересекла комнату и столь же медленно уплыла в стену...

Я поднялся, зажег свет... я был мокрый от пота... и первое, что увидел на столе, - рукопись Лас-Каза!

В Женеве меня дожидались Жюльетта (мадам Рекамье) и барон О., весьма близко знавший Бонапарта. И я дал им прочесть загадочное сочинение.

Сегодня утром мы с мадам отправились в замок Кноппе. Здесь жила в изгнании Жермена (наша великая подруга мадам де Сталь, высланная сюда Бонапартом). Здесь же, в рощице, ее могила...

Барон О. обещал присоединиться к нам в замке.

Нам открыли ворота. Тишину безлюдных комнат нарушал только звук наших шагов... Тени возвращались. Я понимал, о чем думает сейчас Жюльетта... мы прожили слишком долго бок о бок... так что у нас не осталось несхожих воспоминаний. И нам обоим казалось, что наша подруга вот-вот выйдет из комнаты, сядет за пианино и, сыграв любимого Рамо, присоединится к нашей беседе.

Мы остановились в гостиной у окна. Я начал издалека:

- Итак, милая Жюльетта, вы прочли рукопись. То, о чем я сейчас вам расскажу, особенно странно прозвучит в этих стенах, где бродит тень Жермены... Как все мистично!.. Вы, конечно, помните эти упорные слухи, о которых так любила рассказывать Жермена: будто у Бонапарта был двойник. С таким же высоким голосом, который забавно пародировали шутники в ее салоне...

Сапфировые глаза моей подруги загорелись.

- Да, меня преследует сумасшедшая мысль: мне кажется, что эта загадочная рукопись полна намеков... именно на этого двойника! Начнем с того, что Лас-Каз упорно называет своего собеседника "император", будто избегает имени "Наполеон". И далее. Вы помните, как в салоне рассказывали, будто двойник был не только рядом с Бонапартом в сражениях, но и подменял его в опаснейшие моменты боя? И часто двойник, получив свою пулю, отлеживался в палатке, покуда наш "неуязвимый" продолжал руководить сражением... Не потому ли в рукописи на теле мертвого "императора" находят так много неизвестных ран!.. Или этот "член, как у ребенка", о котором упорно пишет Лас-Каз. Я знал не одну пассию Наполеона. И все они с удовольствием сплетничали о своих любовных историях, но никто не упоминал об этом. Хотя не стеснялись рассказывать (как положено французским актрисам) много подробностей.

Она посмотрела на меня с испугом.

- Вы хотите сказать?.. - Она замолчала.

В окно был виден осенний парк и слышен шум воды, вращающей колесо мельницы. "Колесо времени начало вращаться обратно".

- Я предложу вам вариант несколько банальный, но я не могу придумать ничего иного. Итак, после Ватерлоо Бонапарт понимает: перст Божий или судьба отвергли его - и удаляется (опять же намек в рукописи!) в монастырь, замаливать кровь, пролитую в бесчисленных войнах.

- Богомольный Бонапарт?.. Как бы он сам расхохотался!..

- Кто знает, кто знает, что делает с людьми подлинное несчастье... Я пишу сейчас биографию некоего Рансе. Этот блестящий аристократ, атеист, великий Дон Жуан закончил свою жизнь монахом... ("Жизнь Рансе" я издал в 1844 году.)

- Ах, значит, вы... пишете? - Легкая усмешка в уголках любимого рта. Но я не собираюсь ее замечать.

- Двойник, будем называть его "Император", возвращается в Париж. Наполеон поручает ему выиграть эту "последнюю битву". Первая задача "Императора" - продиктовать воспоминания, создать новый образ для истории... Именно с "Императором" и знакомится Лас-Каз в Елисейском дворце. Поэтому, как говорится в рукописи, после Ватерлоо "Императора" с трудом узнают Гортензия и Люсьен...

- И он смог продиктовать книгу, ставшую властителем дум всей просвещенной Европы?

- Возможно даже, что он писал за Наполеона его поэтические бюллетени. Недаром в рукописи "Император" постоянно и удивительно точно их цитирует... А потом - героический финал: он завершил текст "мемориала", и верный Киприани сделал то, о чем "Император" договорился с Бонапартом: в игру вступил мышьяк.

- Двойник был способен даже на самоубийство? - Она не скрывает насмешки.

- Он давно чувствовал себя больше Наполеоном, чем сам Наполеон. Он был Император!

Молчание.

- Вы ждете, что я скажу?.. Мой вопрос: зачем вам было писать о нем от имени Лас-Каза? Могли бы от своего. Вы знали Наполеона, и он вас. Интересно, от чьего имени вы напишете обо мне?.. - Злость не идет ей. На прелестном лобике вздувается жила. - Ваши вечные игры!

Мне приходится ее разубеждать, но тщетно. В это время раздается зычный голос:

- Я вынужден прервать ваш спор, мои дорогие друзья! И, попросив прощения, отважусь сказать по-солдатски: какой к чертям двойник? Какая чепуха! - Это, к моему счастью, в дверях появился барон О. - Я служил с молодым Бонапартом в Валлансе и был его адъютантом во время Итальянской кампании. Я был с ним на Аркольском мосту и схлопотал там две пули. А он, находившийся в самой гуще боя, единственный не имел даже царапины. Он был заговоренный, клянусь!.. И я сразу узнал его в рукописи. Здесь полно его словечек. И - его главная черта: никогда и никакого раскаяния! Никаких угрызений совести. Радостно и точно указывает количество убитых. Причем с сознанием исполненного долга! А погибли миллионы, доживают искалеченными сотни тысяч! Я никогда не забуду несчастного графа Т., у которого убили трех сыновей. Он сошел с ума и выкрикивал одну фразу: "Должен ли Господь просить у меня прощения?"