Юрий Емельянов - Разгадка 1937 года

Участники митинга кубанских «казаков-колхозников» Штейнгартовского района Краснодарского края в своей резолюции, принятой 3 марта 1938 года, заявляли: «Выражаем ненависть врагам народа, которые хотят самых свободных людей в мире превратить в рабов капитализма. Выражаем возмущение и негодование по поводу подлых дел изменников нашей Родины — Бухарина, Рыкова, Ягоды, Чернова и прочей мрази». На митинге рабочих московской фабрики имени Парижской Коммуны требовали: «Уничтожить убийц всех до единого. Расстрел всей банды — таков наш приговор, таков приговор советского народа».

13 марта все обвиняемые были приговорены к смертной казни, за исключением Плетнева, Раковского и Бессонова. (Они были приговорены к тюремному заключению на сроки от 15 до 20 лет.)

В ходе процесса и после него постоянно звучали восхваления в адрес НКВД и лично Ежова. В резолюции общезаводского митинга Минского вагоноремонтного завода говорилось: «Славные органы НКВД — верный страж пролетарской диктатуры, под руководством товарища Н. И. Ежова — разгромили гнездо фашистских шпионов». 12 500 рабочих, служащих и инженерно-технических работников Харьковского электромеханического и турбогенераторного завода имени Сталина заявляли: «Славная советская разведка, руководимая сталинским наркомом Н. И. Ежовым, опирающаяся на многомиллионные массы советского народа сотрет с лица земли всех, кто попытается поднять свою грязную лапу на рабочих и крестьян, на их дорогих руководителей». Резолюция собрания сотрудников Всесоюзного института экспериментальной медицины имени Горького завершалась призывами: «Смерть врагам народа! Да здравствует славный руководитель советской разведки товарищ Ежов!» Такие резолюции постоянно публиковались в газетах страны в ходе процесса.

Даже апрельский номер «Мурзилки» за 1938 год открывался передовой статьей: «Да здравствует советская разведка!» Она начиналась словами: «Ребята! Наши славные чекисты во главе с Николаем Ивановичем Ежовым, народным комиссаром внутренних дел, разоблачили еще одно змеиное гнездо врагов советского народа». Статья завершалась стихами казахского акына Джамбула Джабаева:

Хотя Ежов всё еще оставался кандидатом в члены Политбюро и занимал девятое место в иерархии высших руководителей Советской страны следом за семью тогдашними членами Политбюро и кандидатом в члены Политбюро А. А. Ждановым, в резолюциях массовых митингов и собраний его имя звучало рядом с именем Сталина. Поэтому его назначение 9 апреля 1938 года на пост наркома водного транспорта СССР при сохранении прежней должности не вызвало ни у кого подозрений в том, что готовится почва к его падению. Практика совместительства была широко распространена в это время.

В то же время соратники Ежова осознавали, что курс на массовые репрессии зашел в тупик. За падением Постышева, Эйхе, Косиора и многих других инициаторов и проводников этого курса могли последовать резкие перемены по отношению к деятельности НКВД. Несмотря на то, что постановление январского пленума 1938 года не затронуло НКВД, оно насторожило бывшего видного работника ОГПУ Ефима Георгиевича Евдокимова, занимавшего в это время пост первого секретаря Ростовского обкома партии и сохранявшего близкие связи с другими бывшими работниками ОГПУ Северного Кавказа. «Северокавказцы» занимали ведущие позиции в руководстве НКВД СССР.

Позже, на следствии, Фриновский говорил, что во время заседаний январского пленума на даче у Ежова состоялась беседа, в которой участвовали «северокавказцы». Один из них, Евдокимов, выразил опасения, что, мол, «подбираются и под нас».

Логика борьбы толкала Евдокимова, Фриновского, а также ряд ведущих работников НКВД к столкновению со Сталиным, прежде чем он нанесет удар по тем, кто был активными проводниками политики Эйхе и других секретарей местных партийных организаций. В отличие от репрессированных в 1937–1938 годах партийных руководителей руководители НКВД были сплоченной группой, и они обладали мощными рычагами силовых структур. Наумов пишет: «Убежден, что ни Фриновский, ни Евдокимов, ни Вельский, ни Берман не стали бы ждать, как их уничтожат». Поэтому среди ведущих работников НКВД возникала мысль о том, что Ежов должен сместить Сталина. Жена ответственного работника НКВД Агнесса Миронова в дневнике писала: «Нам казалось, что Ежов поднялся даже выше Сталина». Комментируя эти слова, Л. Наумов писал: «Мысли эти, судя по тексту мемуаров, относятся где-то к середине 1938 года. А вот кто это „мы“, у которых такие мысли? Судя по тексту мемуаров Мироновой, общалась она тогда только с членами своей семьи, с братом С. Миронова — разведчиком Давидом Королем и его семьей Фриновских».

Если продолжить сравнение с миром фантастических искусственных чудовищ, то можно сказать, что Голем, который не мог самостоятельно мыслить, превращался во взбунтовавшегося Франкенштейна, который мог погубить тех, кто изначально контролировал его действия. Выступление руководства НКВД в защиту своих интересов могло погубить страну.

Однако слабым звеном в планах заговорщиков оказался сам Ежов. Авиаконструктор А. С. Яковлев вспоминал, как Сталин позже возмущался поведением Ежова: «Звонишь в наркомат — уехал в ЦК, звонишь в ЦК — уехал в наркомат, посылаешь на квартиру — вдребезги пьяный валяется». Поэтому планы по смещению Сталина стали разрабатывать люди из ближайшего окружения Ежова: Фриновский, Евдокимов, Берман, Вельский и другие.

На основе собранных им данных Леонид Наумов пришел к таким выводам: «Весной 1938 года деятельность руководства НКВД вышла из-под контроля Сталина. В политических реалиях СССР 1930-х гг. это означает „заговор“». Говоря об особо активной заговорщической роли «северокавказцев», Наумов писал: «В июле — августе 1938 года „северокавказцы“ (Евдокимов, Фриновский, их сторонники) имели реальную возможность придти к власти… „Северокавказцы“ не просто контролировали ГУГБ и часть регионов страны… „Северокавказцы“ контролировали отдел охраны и спецотдел и могли ликвидировать вождя (да и других членов Политбюро) практически без труда. Они не сделали это просто потому, что еще не поняли, что это надо сделать — „сейчас или никогда“… Они не сделали этого прежде всего потому, что не поняли, что „момент настал“. Так „Голем“, или новый „Франкенштейн“ восстал против тех, чью власть до сих пор он признавал. Руководство НКВД готовилось нанести удар по Сталину».