Юрий Емельянов - Разгадка 1937 года

Поразительным образом одновременно ослабевали связи партии с народными массами. Прочные позиции партии в рабочем классе, существовавшие перед началом Октябрьской революции, заметно ослабли. Многие из тех, кто считал себя «рабочими», на самом деле перестали быть таковыми с 1917 года. Анкетирование членов партии в 1920 году показало, что по первоначальным профессиям 52 % были рабочими, 18 % — служащими, 15 % — крестьянами, 14 % — интеллигентами. (Рост доли крестьян в партии объяснялся прежде всего тем, что в партию вступали многие красноармейцы, которые в большинстве своем были из крестьян.) Однако к моменту анкетирования на фабрично-заводских предприятиях работало лишь 11 % членов партии, в торгово-промышленных предприятиях и профсоюзных кооперативах — 3 %, в партийных организациях — 6 %, в красноармейских частях и учреждениях — 27 % (такой высокий процент объяснялся тем, что еще шла Гражданская война). Наибольшая доля (53 %) приходилась на тех, кто работал в советских гражданских учреждениях. Получается, что в 1920 году по меньшей мере 80 % бывших рабочих уже не работали на производстве. Почти никто из бывших крестьян не трудился на земле.

В партийных документах тех лет признавалось, что связи РКП(б) с крестьянством крайне слабы. В отчете отдела ЦК по работе в деревне IX съезду партии отмечалось, что «полсотни человек, не всегда хорошо подготовленных к трудной работе в деревне, не могли сдвинуть работу с места, и поэтому картина партийной жизни в деревне была довольно безотрадна». Разумеется, с помощью полусотни коммунистов трудно было вести систематическую политическую работу среди сотни миллионов крестьян.

Недостаточно прочными были позиции партии и на национальных окраинах Советской страны. Характерно, что на IX съезде РКП(б), состоявшемся уже после установления советской власти на Украине и в Белоруссии, лишь 3 % делегатов были украинцами и 1,8 % — белорусами.

На съезде доминировали шесть национальных групп: русские — 70 % делегатов, евреи — 14,5 %, поляки, эстонцы, латыши, литовцы — 8,5 %. Хотя доля русских немногим превышала их место в национальном составе страны, было очевидно, что доля евреев в три раза была выше их удельного веса в населении Советской России. Несмотря на то, что в Польше и странах Прибалтики не существовало тогда советской власти, их делегатов на съезде было больше, чем от ряда более многочисленных народов, входивших в состав РСФСР и других советских республик. Многие народы Советской страны были явно недостаточно представлены на съезде, что не могло не сказываться на уровне и характере понимания национальных отношений.

Слабые связи с крестьянством лишь усугубляли непонимание нужд этого класса страны, составлявшего подавляющее большинство населения. Секретарь Пензенского губкома В. В. Кураев в своем докладе о земельной политике на VIII съезда партии говорил: «Исполнители на местах очень плохи, потому что вместо бережного, внимательного отношения к крестьянству мы наблюдаем совершенно обратное… Мы должны сказать… что поведение органов Советской власти в деревне во многих отношениях совершенно недопустимо… Мы должны помнить, что крестьянин прежде всего земледелец… В области земледелия мы не только не улучшаем его положения, а, наоборот, разрушаем крестьянское хозяйство. Если бы я принес сюда все телеграммы, полученные в отделе обобществления сельского хозяйства, в которых говорится, что берут у крестьянина последнюю лошадь, последний скот… я бы развернул перед вами эту картину настоящего хищничества».

Однако молодые и неопытные руководители зачастую не замечали своего непонимания проблем различных классовых, социальных и национальных групп России. Претендуя на овладение передовыми знаниями об обществе, они предпочитали поучать. Готовность играть роль непогрешимых вождей страны, которую подметил П. Сорокин еще весной 1917 года, усилилась у многих большевиков в течение первых же дней их пребывания у власти. Уверенность в том, что они созданы для руководящей работы, порой сквозила в выступлениях делегатов съезда. Так, на XII съезде партии (1923) В. В. Косиор возмущался тем, что для него и его друзей «почти закрыта дорога в руководящие органы».

В то же время, заняв руководящие посты, многие деятели теперь требовали благ, которых не имело подавляющее большинство людей в разоренной стране. При этом они ссылались на свои лишения и страдания в годы подполья и пребывания в заключении. В сентябре 1920 года ЦК РКП(б) был вынужден обратиться с письмом, в котором говорилось: «Центральный комитет не мог не отметить того, что часть товарищей, претендующих на звание ответственных работников, на деле совершенно отрываются от партийной работы, не встречаются с широкими кругами рабочих, замыкаются в себе, отрываются от масс. Эти товарищи перестают хорошо исполнять и советскую работу. Постепенно они начинают относиться к своим обязанностям бюрократически и формально, вызывая этим справедливые нарекания со стороны рядовых рабочих. Громадное значение имеет также то материальное неравенство в среде самих коммунистов, которое создается сознательным и бессознательным злоупотреблением своей властью со стороны этой части ответственных работников, не брезгующих тем, чтобы установить для себя лично и для своих близких большие личные привилегии».

Порой злоупотребление властным положением порождало разложение и беззакония. Уже в марте 1919 года заместитель наркома труда В. П. Ногин признавал: «Мы получили такое бесконечное количество ужасающих фактов о пьянстве, разгуле, взяточничестве, разбое и безрассудных действиях со стороны многих работников, что просто волосы становились дыбом, когда мы слушали то, что нам рассказывали представители Чрезвычайных комиссий… Мы эти материалы не публиковали. Но имеется такое колоссальное количество фактов об отдельных товарищах, что опубликовать многое надо было бы. Если мы не примем самых решительных постановлений, то немыслимо будет дальнейшее существование партии».

Поддерживая его, редактор газеты «Беднота» Л. C. Сосновский говорил: «Когда мне пришлось объезжать провинцию с поездом имени Ленина, я увидел, что у нас есть склады книжные, есть кинематограф, но одного нет: надо было иметь арестантский вагон и целые исполкомы и комитеты погружать и везти в Москву».

Однако пресекать беззакония было нелегко. Пользуясь своим властным положением, видные члены партии вмешивались в работу контрольных партийных и государственных правоохранительных органов. Член Президиума ЦКК М. Ф. Шкирятов сообщал делегатам XII съезда (1923): «За последнее время некоторые товарищи, — в особенности это относится к работникам хозяйственных и советских органов, — дают свои рекомендации или лично хлопочут об арестованных товарищах в Ревтрибунал или в органах ГПУ. Такие хлопоты наших товарищей приняли эпидемический характер».