Юрий Емельянов - Разгадка 1937 года

Принятое на основе телефонного разговора Сталина с Енукидзе в необычной спешке постановление предусматривало ускоренное проведение следствий по делам о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти (за срок не более 10 дней), ускоренное вручение обвинительных заключений по этим делам (за одни сутки), заслушивание этих дел без участия сторон, запрет на касации по этим делам и немедленное приведение в исполнение приговоров к высшей мере после их вынесения. В подтверждение того, что правоохранительные органы взяли на вооружение это постановление, по различным делам, находившимся в производстве, были приняты ускоренные действия. На основе этого постановления в Ленинграде было расстреляно 39 человек, обвиненных в принадлежности к террористическим организациям, в Москве — 29, в Киеве — 28, в Минске — 9. На основе этого же постановления в стране развернулась кампания против «классово чуждых элементов», при этом в Ленинграде прошли массовые выселения представителей «бывших свергнутых классов».

Однако было очевидно, что Сталин видел опасность не только в «классово чуждых» лицах, злобствовавших по поводу убийства Кирова. В письме ЦК, написанном Сталиным, привлекалось внимание к членам всех оппозиционных групп, существовавших в партии. Это означало, что Сталин не видел принципиальной разницы между ними и готов был видеть в них таких же врагов, как в Зиновьеве и Каменеве. Косвенным образом это означало, что Сталина не удовлетворила версия НКВД о том, что непримиримыми врагами власти являются лишь зиновьевцы. Вскоре фигурантами по многим политическим делам 1935–1936 годов стали бывшие участники других оппозиционных групп. В марте — апреле 1935 года было рассмотрено дело «Московской контрреволюционной организации — группы „рабочей оппозиции“», по которому проходили в прошлом лидеры оппозиции — А. Г. Шляпников, С. П. Медведев и другие.

О том, что Сталин исходил из того, что бывшие оппозиционеры могут встать на путь заговоров и террора, свидетельствовали его высказывания в ходе выступления 4 мая 1935 года на выпуске академиков Красной Армии. Говоря о борьбе с оппозицией внутри партии, которая выступала против ускоренной индустриализации, Сталин заметил: «Эти товарищи не всегда ограничивались критикой и пассивным сопротивлением. Они угрожали нам поднятием восстания против Центрального Комитета. Более того: они угрожали кое-кому из нас пулями».

О том, что после убийства Кирова Сталин уже не верил в надежность своей охраны, свидетельствовал рассказ адмирала И. С. Исакова писателю К. Симонову. По словам Исакова, «вскоре после убийства Кирова» адмирал стал членом «одной из комиссий, связанных с военным строительством». После заседания в кабинете Сталина был организован ужин в каком-то зале в Кремле. «К этому залу… вели довольно длинные переходы с несколькими поворотами. На всех этих переходах, на каждом повороте стояли… дежурные офицеры НКВД. Помню, после заседания пришли мы в этот зал, и, еще не садясь за стол, Сталин вдруг сказал: „Заметили, сколько их там стоит? Идешь каждый раз по коридору и думаешь: кто из них? Если вот этот, то будет стрелять в спину, а если завернешь за угол, то следующий будет стрелять в лицо. Вот так идешь мимо них по коридору и думаешь…“» В этой мрачной шутке скрывалось подспудное недоверие к НКВД, его руководству и его сотрудникам, готовым легко выполнить любой приказ своих шефов, и неготовность Сталина высказать свои смутные подозрения. Кажется, что Сталин запутывался в густой и липкой паутине дворцовых интриг.

Казалось, заговорщики достигли своей цели: в стране была создана обстановка всеобщей подозрительности, в которой нельзя было осуществлять демократические конституционные реформы.

Убийство личного друга Сталина Кирова, как и самоубийство два года назад его жены Надежды Аллилуевой, явилось сильным душевным потрясением для Сталина. Об этом, в частности, свидетельствуют нехарактерные для него взрывы гнева, упрощенные и крайние оценки, проявившиеся при подготовке документов тех дней. Однако, вопреки расчетам Енукидзе и его сообщников, Сталин не отказался от планов конституционных реформ.

Ознакомившись 10 января 1935 года с проектом постановления VII съезда Советов, который более полугода готовил Енукидзе, Сталин, как писал Ю. Жуков, не нашел в нем, к своему удивлению, «сторонника своих взглядов и идей». Поэтому он сразу же «перепоручил подготовку проекта постановления ЦИК СССР и его обоснование Молотову».

В день скоропостижной смерти В. В. Куйбышева, 25 января 1935 года, Сталин разослал проект постановления съезда Советов со своими поправками и своим сопроводительным письмом членам и кандидатам в члены Политбюро, а также Енукидзе и Жданову. В письме он подчеркнул: «Систему выборов надо менять не только в смысле уничтожения ее многостепенности. Ее надо менять еще в смысле замены открытого голосования закрытым (тайным) голосованием». Сталин предложил «одному из членов Политбюро (например, Молотову) выступить на VII съезде Советов» с предложением «об изменении конституции СССР» и создании «конституционной комиссии для выработки соответствующих поправок к конституции».

В своем докладе на съезде об изменениях конституции Молотов заметил: «Единственное ограничение советская конституция устанавливает для эксплуататорских элементов и для наиболее враждебных трудящимся прислужников старого строя (бывшие полицейские, жандармы, попы и т. п.)». Но затем сказал: «В Советском Союзе открыта дорога к полноправной жизни для всех честных тружеников, и круг лишенцев всё более сокращается. Мы идем к полной отмене всех ограничений в выборах в советы, введенных в качестве временных мер».

Объясняя же необходимость введения нового порядка голосования, Молотов заявил, что тайные выборы «ударят со всей силой по бюрократическим элементам и будут для них полезной встряской».

7 февраля съезд одобрил предложения о конституционных изменениях, а также о создании конституционной комиссии из 31 члена ЦИК. В комиссию вошли, в частности, Сталин, Жданов и Енукидзе. Однако, как отмечал Ю. Жуков, уже в это время началось расследование дела, получившее условное название «Клубок». Оно началось «с уведомления Сталина одним из его ближайших родственников о существовании заговора во главе с Енукидзе и комендантом Московского Кремля РА. Петерсоном с целью устранения узкого руководства». Однако расследование открылось допросами «трех уборщиц кремлевских зданий, которые вели „клеветнические разговоры“». В ходе таких разговоров перемывали косточки Сталину и другим членам Политбюро, прибегая к возможным обывательским байкам и сплетням.