Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов

Бывало, что он сидел на троне с короной на голове, а его двор стоял вокруг него час за часом, и тишина нарушалась только тогда, когда король кивал, и шуршала одежда, когда придворные становились на колени. Даже при условии, что он делал то, что часто делали короли его времени, церемония наводила жуткое впечатление чего-то показного. Он тешился мыслью, трудно сказать, насколько серьёзно, о том, чтобы стать императором Священной Римской империи. Смерть жены, Анны Богемской, которую он преданно любил, повергла его в глубокое уныние. «После её смерти, — замечает Стил, — его неврозы быстро усугублялись, и внешний мир всё больше и больше оставался чисто механическим отражением и расширением его собственной любимой мечты… священная тайна и нерушимая природа королевской власти». Его невротические фантазии оказались ему ближе всего.

С того момента, как сын Ганта, Генри Болингброк, высадился в Рэвенспере в начале июля 1399 г., дело Ричарда было проиграно. Так же как рекруты графства и вельможи стеклись под знамёна королевы Изабеллы семьдесят два года назад, так история повторилась снова. Болингброк заявлял, что он прибыл только для того, чтобы отобрать имения своего отца, которые король несправедливо у него отнял, но действительным призом была корона. Ричард, вернувшись из похода в Ирландию, оказался без друзей и погрузился в безнадёжную меланхолию.

Восприятие своего королевского звания как божественного предначертания не помогало ему в его безвыходном положении, ибо оно не могло поддержать его или спасти от крепостных стен Лидса в Кенте или Помфрета в Йоркшире. И всё же он не мог легко отказаться от призрака власти, который завораживал его столько лет. Он ещё скажет главному судье сэру Уильяму Тернингу, что на земле нет силы, которая может отнять у него божественную власть, которой он был наделён при коронации.

Когда Адам из Аска увидел его 21 сентября 1399 г., он нашёл его «очень мрачным». Ричард рассказывал ему о неблагодарной стране, которая предала стольких королей. Автор «Дьелакрской хроники» рассказывает, как Ричард положил свою корону на землю и передал свою власть Богу. В день св. Михаила он подчинился предъявленным ему требованиям, и неизвестно, насколько добровольно, ибо один рассказ передаёт, что в характерной вспышке гнева он угрожал «содрать живьём кожу кое с кого из этих людей». Но он передал кольцо с королевской печатью Генриху, и 30 сентября 1399 г. парламент, или вернее парламентское собрание приняло его отречение и утвердило претензии Генриха на трон.

Ричард скрылся в тень, в конце концов в замок Помфрет, где, по версии Адама из Аска, его тюремщик сэр Томас Суинфорд, уморил его голодом. Сент-Олбенская хроника, однако, утверждает, что Ричард сам уморил себя голодом, что очень правдоподобно, если учесть всю глубину его отчаяния. Когда позже его тело было эксгумировано, на нём не было следов смертельных ударов, которые сэр Пирс Экстон наносит ему в пьесе Шекспира. Он умер до февраля 1400 г., и тело привезли для торжественного погребения в Вестминстер; его посмертная маска показывает лицо, окрашенное печалью и преждевременной старостью, ибо Ричард умер, когда ему было тридцать четыре года.

Так был ли Ричард II психически неустойчив и сыграла ли эта неустойчивость роль в его падении? Фактически, очень мало доказательств в поддержку утверждения Стила, что он болел шизофренией. Если мы сравним Ричарда II с его современником, французским королём Карлом VI, который без сомнения был шизофреником, два случая совершенно различны. Если Ричарду отказывало чувство политической реальности, то мании у него не было, и личность его не была нарушена. Предполагали, что он страдал от сильного комплекса неполноценности, уходящего корнями в детство и усиленного унижениями, которые ему пришлось позже претерпеть. И всё же его представления о природе королевской власти нельзя толковать просто в терминах психологического невроза.

Наиболее вероятным представляется, что Ричард II страдал от средней, может, даже острой депрессии, которая временами граничила с маниакально-депрессивным психозом. Летописцы упоминают глубокую меланхолию, которая одолевала его на заключительных стадиях жизни. Она туманила его суждения и искажала его личные отношения; его окружение всё больше сужалось. Он мог восстановить самоуважение только всё больше и больше уходя в себя. В срок меньше трёх десятилетий он пережил серию личных неудач: испортившиеся отношения с дядей, Джоном Гантом, другими герцогами, казнь и ссылка его друзей и соратников, смерть королевы Анны, его возрастающее одиночество — и в конце концов его покинули все, кроме очень немногих сторонников. Он стал жертвой сравнительно глубокой депрессии, которую усугубили события последних лет его жизни. Ричард не был сумасшедшим, но суждения его стали неустойчивыми, и фантазия всё больше и больше вторгалась в его жизнь.

То, что казалось признаками надвигающегося безумия у Иоанна, Эдуарда II и Ричарда II, на самом деле было ярко выраженными особенностями личности, частично унаследованными, частично привитыми воспитанием, частично развившимися в результате пережитых стрессов. Отношения Иоанна с его отцом были натянутыми, так что любовь перешла в ненависть. Эдуард II боялся и не любил своего отца. Ричард II не мог не понимать, что сравнение с его воином-отцом, Чёрным Принцем, было не в его пользу. Их личные качества в сочетании с политикой, которую они пытались проводить, не могли не вызвать враждебности со стороны их более влиятельных подданных, что привело к свержению и убийству Эдуарда II и Ричарда II, чего Иоанн, возможно, избежал только потому, что успел умереть естественной смертью.

Более того, политика, которую все эти короли проводили, до некоторой степени была обусловлена их темпераментом и их личными, возможно, навязчивыми наклонностями. Вспыльчивость короля Иоанна и его подозрительный характер сыграли основную роль в ухудшении отношений с его баронами; враждебность Эдуарда II к его вельможам частично была окрашена тем, какое наказание они выбрали для его любовника Гавестона; характер Ричарда II также всё больше приводил его к столкновению со своими подданными.

И критические события, которые их сломили, не были чисто личными трагедиями. Они имели большое влияние на весь будущий ход английской истории. Памятником Иоанну была Великая Хартия, которую он принял так неохотно и которая стала, как бы её в то время ни толковали, краеугольным камнем английских свобод. Кризисы, приведшие к падению Эдуарда II и Ричарда II, оказались важными вехами в развитии английского парламента. Так, личные неприятности этих трёх королей приобрели общественное значение и отразились на всей английской истории.