Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов

Как и его отец, Людовик был «много людей в одном человеке», ибо он был сплав противоречий, непринуждённый и всё же отчуждённый, жестокий и всё же способный на дружбу, пугливый и всё же смелый. Причуды его характера, его склонность к обману, которые завоевали ему титул вселенского паука, его нежелание одеваться как король и наслаждаться побрякушками королевских прав и привилегий, его капризы предполагают, что, возможно, у него был слабый невроз, который мог быть унаследован от отца и деда. Не стоит придавать слишком большое значение этому аргументу, но по крайней мере возможно, что гены Карла VI могут объяснить некоторые личные странности его сына и внука.

В мрачном и угрюмом дворце Тодесильяс мерцали факелы на стенах комнаты, где на обвешанной гобеленами кровати в Страстную Пятницу 1555 г. лежала старая умирающая женщина. Это была Хуана, королева Кастилии, которая пробыла там в заключении как умалишённая сорок шесть лет. Примерно через тринадцать лет после её смерти её молодой правнук Дон Карлос метался и корчился, когда он тоже умирал в замке, куда был заключён по приказу его отца, Филиппа II, из-за его психической болезни. Случилось так, что замок Аревало, где он содержался, был также местом, где и бабушка королевы Хуаны, вторая жена короля Кастилии Хуана II, гораздо раньше провела долгие годы вдовства как слабоумная помешанная. Казалось, в таких эпизодах символически коренились нервные и психические расстройства, которые в большей или меньшей степени в дальнейшем преследовали столь многих членов испанской королевской фамилии в последующие века.

За возможным исключением Генриха VIII, чья личность в некоторых отношениях отклонялась от нормы, английский королевский дом не страдал от приступов психической неуравновешенности, похожих на безумие, до Георга III. Французские короли династии Валуа и Бурбонов, за исключением депрессии, которая поражала некоторых особ из династии Бурбонов, не страдали безумием. В Северной Европе шведский король Эрик XIV пережил припадок безумия, и психическое равновесие русских царей Ивана Грозного и Петра Великого подвергалось сомнению. Но именно испанские Габсбурги и их наследники испанские Бурбоны были наиболее подвержены болезням, то ли психическим, то ли физическим, которые имели несомненные последствия для обширной империи, управляемой ими.

Хуана Кастильская была третьим ребёнком короля Арагона Фердинанда и королевы Кастилии Изабеллы, которые создали из союза испанских королевств единое государство. Хуана не была габсбургской принцессой, но ей суждено было выйти замуж за габсбургского принца. С самого начала своей жизни она была шахматной фигурой, которую её родители использовали в европейской политической игре с целью завоевать лишнее могущество и влияние для испанских монархов. В 1495 г. её старший брат Хуан женился на Маргарите, дочери императора Священной Римской империи Максимилиана I, а шестнадцатилетнюю Хуану выдали за сына и наследника Максимилиана, габсбургского эрцгерцога Филиппа. Старшая сестра Хуаны, Изабелла, вышла замуж за португальского короля, и у неё был сын Мигель. Случилось так, что Хуан, который был наследником испанских владений, умер через шесть месяцев после женитьбы, а жена его родила мёртвого ребёнка. Португальская королева Изабелла умерла в 1498 г., а её малолетний сын Мигель двумя годами позже, оставив Хуану наследницей огромной и растущей Испанской империи в Европе и в Америке, тогда как её муж Филипп, уже правитель Фландрии и Бургундского герцогства, был вероятным наследником своего отца на императорском троне. Перед Хуаной и Филиппом лежало самое богатое наследство в мире.

Для этого не подходили ни Хуана, ни Филипп. Филипп был молодой красавец с льняными волосами, во многих отношениях плейбой, хитрый, нечестный, эгоист и юбочник. «Ничто, — как заметил современник, — похоже, его так не привлекало, как хорошенькие женские мордочки». «Его несёт, — сообщал Фуэнсалида в феврале 1505 г., — с одного банкета на другой, и от одной дамы к следующей». Его жена, Хуана, вскоре проявила признаки склонности к неврозам, которую она, возможно, унаследовала, но которая усилилась из-за личных и политических переживаний и которая в конце концов превратила её в депрессивного маньяка. В 1499 г. один священник заметил, что она ему показалась «такой испуганной, что не могла держаться с достоинством». Она уважала своих родителей, боготворила своего могущественного и честолюбивого отца, короля Фердинанда, но вся её любовь была отдана её мужу, принцу Филиппу, от которого у неё было пятеро детей, второй из которых, Карл, в конце концов стал испанским королём и императором Священной Римской империи.

С самого начала семейной жизни Хуана проявляла патологическую ревность к своему мужу и совершенно не могла находиться в разлуке с ним. Филипп приехал в Кастилию принцем-консортом, которым он должен был стать после смерти матери Хуаны, Изабеллы, но так как ему не нравились ни испанские обычаи, ни люди, он поспешил домой, оставив жену в Испании. Разлучённая с мужем, она растерялась, нервничала, её мучила бессонница, и она потеряла аппетит. Она сидела целыми днями, подавленно глядя в землю, глубоко возмущённая и обиженная тем, что не может поехать к Филиппу. Когда её мать, королева Изабелла, запретила ей отплыть во Фландрию из-за опасных зимних штормов, её действия показали, в какой опасности её психическое равновесие, так как она бежала из замка де ла Мотта около Медины дель Кампо, где она жила, и даже после того, как её заставили вернуться, она провела ночь и половину следующего дня, сидя угрюмо около опущенной решётки ворот под открытым небом. И только после того, как её больная мать, Изабелла, пообещала, что ей разрешат отплыть во Фландрию, чтобы воссоединиться с мужем, её глубокая меланхолия, казалось, несколько отступила.

И всё же во Фландрии она вела себя так, что даже её муж начал подозревать, что она, возможно, психически неуравновешенна. Безусловно, его собственное поведение помогло спровоцировать расстройство. «Донна Хуана, — рассказывает летописец, — почувствовала перемену, которая произошла в любви принца. Его отношение к ней сильно отличалось от первоначального; и как женщина, которая любила его безмерно, она старалась обнаружить причину этого изменения. Ей сказали, что у эрцгерцога есть любовница, необыкновенной красоты благородная дама, в которую он страстно влюблён». Когда Хуана увидела, что та, о которой говорят, что она любовница принца, прячет в свой корсаж послание, сообщают, что она выхватила его у неё; но та вырвала его обратно и проглотила. В ярости Хуана набросилась на соперницу, отрезая ей локоны ножницами. Когда женщина пыталась защищаться, Хуана пырнула её в лицо. «Принцесса была в такой ярости, что, как разгневанная львица, кинулась на свою соперницу и, говорят, поранила и изуродовала её, а затем приказала остричь ей волосы до корней». Естественно, отношения между мужем и женой становились всё хуже. На Хуану «так подействовало это отношение мужа… она слегла в постель и почти лишилась рассудка». Филипп, боясь, что она, возможно, теряет рассудок, поручил её казначею, Мартину де Мохака, ежедневно записывать видимо ненормальное поведение жены.