Виктория Уколова - Поздний Рим: пять портретов

Для римлянина история была не только фиксацией славных деяний предков, но и, по меткому определению Цицерона, мудрой наставницей жизни. В этой области она делила свои лавры с поэзией. Эпизод, с которого начинается эта глава, показывает, что в сознании римлян гомеровский эпос и история Рима образовывали своеобразный историко-поэтический сплав. Конечно, отношение к Гомеру и поэзии в IV в. уже не было вполне таким, как во времена Вергилия. Потрясаемые бесконечными войнами, постоянно жившие под страхом варварских вторжений, уставшие от религиозных распрей люди уже с меньшим энтузиазмом внимали поэтическим вымыслам; и хотя в условиях падения культуры и варваризации интерес к медоточивому Гомеру несколько угас, тем более что на Западе знание греческого языка становилось все более редким явлением, но далекие события Троянской войны все еще продолжали обладать определенной притягательностью для людей, желавших, с одной стороны, отвлечься от тягот своего времени с помощью занимательного чтения, а с другой — обрести некоторые моральные образцы. Последнее было особенно важно для той части читающей публики, которая оставалась враждебной или равнодушной к христианству. (Впрочем, несколько веков спустя глава Академии Карла Великого Алкуин будет жаловаться, что его учеников гораздо больше интересуют приключения античных героев, чем страсти Христовы.) События Троянской войны были широко известны римлянам по «Латинской Илиаде» — сокращенному варианту поэмы Гомера, созданному в I в. н. э.

В IV в. появилось новое сочинение «троянского цикла» — «Дневник Троянской войны» Диктиса с Крита, переведенный с греческого Луцием Септимием. Казалось бы, этот Луций Септимий применил весьма распространенный литературный прием, выдав себя лишь за переводчика некоей греческой рукописи, якобы принадлежавшей перу непосредственного участника Троянской войны Диктиса, сына легендарного Девкалиона. На эту мистификацию указывает хотя бы тот факт, что тщетно было бы искать Диктиса в числе героев, описанных Гомером. Совершенно фантастической выглядела и история нахождения рукописи, в которой были замешаны и критские пастухи, и император Нерон. Однако в 1907 г. был обнаружен подлинный фрагмент дневника Диктиса, относящийся к рубежу II–III вв. и запечатленный в одном из египетских папирусов. Следовательно, в любом случае латинская версия рассказа о завоевании Илиона имела греческий (хотя и не гомеровский) источник, отличавшийся от «Илиады», в чем, впрочем, не было ничего необычного. Известно, что истинность гомеровского изложения оспаривалась еще в древности, а имя первого критика Гомера Зоила стало нарицательным.

Сочинение Луция Септимия получило широкое распространение, но не его автору, а некоему Даресу Фригийцу предстояло стать «соперником» Гомера в средние века. «История о разрушении Трои Дареса Фригийца» ,представлявшая собой весьма слабый перевод на варваризованную латынь греческого сочинения II–III вв., появилась в конце V в. Следы греческой версии обнаруживаются у византийских писателей Иоанна Малалы, Иоанна Цецы и Исаака Порфирородного. Во вступлении к «Истории» особо подчеркивается, что именно она как свидетельство очевидца и участника, является правдивой, в то время как поэма Гомера создана якобы через несколько столетий после источника, положенного в основу «Истории о разрушении Трои», и полна вымысла и искажений истины. В некоторых деталях «История» действительно может показаться более правдоподобной, что, впрочем, не служит доказательством ее подлинности. Так, например, в ней сообщается, что знаменитый троянский конь — это не более чем изображение лошадиной головы над воротами Илиона.

Однако влияние сочинения Дареса и часто сопутствовавшего ему произведения Диктиса в средние века было огромным. Так, Исидор Севильский, первый энциклопедист средневековья, ставит Дареса как историка рядом с библейским Моисеем. Интерес к его произведению с новой силой вспыхнул в XII в. «История о разрушении Трои» пересказывалась и использовалась писателем Готфридом из Витербо и «равенским географом» Гвидо из Пизы, французским поэтом Симоном Ауреа Карпа, английским поэтом Бальдериком де Бургейлем. При дворе Генриха II Плантагенета зачитывались поэмой «О троянской войне», названной ее создателем Иосифом из Эксетера «Дарийскими стихами». В середине XII в. появляется пространная французская версия «Романа о Трое», которая в XIII в. снова обретает латинское звучание в переложении Гвидо да Колумна. В свою очередь произведение Гвидо было переведено на итальянский, французский, немецкий, английский, венгерский, южнославянский и русский языки. Любопытно, что сочинение Дареса стало источником целого ряда великолепных произведений европейской литературы. В его повествовании на первом плане находятся не подвиги Ахилла или Энея, а приключения воина Троила, брата Гектора, который якобы полюбил прекрасную троянку Брисеиду (у Гомера она становится возлюбленной Ахилла). Версии Дареса, а не Гомера следует в XIV в. Бокаччо в своей поэме «Филострато». Этот же сюжет развивает Чосер в своей широко известной поэме «Троил и Крессида». Сюда восходят мотивы «Троила и Крессиды» Шекспира, «Франсиады» Ронсара. Действительно, судьба весьма невыдающегося исторического произведения V в. была удивительно благоприятной, а влияние на литературу последующих веков — огромным.

Излюбленным героем европейского и восточного средневековья был Александр Македонский. О нем на греческом языке писались не только исторические сочинения, но и романы, восходящие к сочинению, приписываемому племяннику Аристотеля, Каллисфену. Произведение Псевдо-Каллисфена распространилось в латиноязычном мире в переводе Юлия Валерия Полемона (IV–V вв.), который определил расцвет разнообразной средневековой «Александриады». В XII в. в период подъема рыцарской культуры была написана на латинском языке прекрасная поэма французского поэта Готье де Шатильона. (Примерно в то же время создается и «Искандер-намэ» великого поэта Востока Низами.) Героический образ Александра одинаково волновал людей на Западе и на Востоке. Македонский полководец становится одним из излюбленных героев, приключениями которого зачитывались и заслушивались в средневековой Руси.

Не только произведения Тита Ливия, Светония или Саллюстия, но и исторические сочинения «последних римлян» оказали заметное влияние на культуру последующих эпох. Исторические бревиарии составили основу многих исторических сочинений средневековья, из них черпались сюжеты и для литературных произведений. «Исторические фантазии» типа романов о Трое или об Александре, хотя и не являлись подлинно историческими произведениями, однако стали пищей для умов не только образованных людей, но и представителей разных сословий средневекового общества в Европе, оказывая влияние на литературу вплоть до конца эпохи Возрождения. Из произведений язычников IV–V вв. историки последующего тысячелетия черпали и методы исторического повествования, так как шедевры латинской исторической прозы были далеко не всем доступны. Принципы систематизации исторического материала, способы его изложения, интерес к свидетельствам современников, включение документов в историческое повествование во многом восходят к традиции этого периода.