Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929

В 1928 г. между Троцким и его сторонниками происходили бурные дебаты по поводу «полевения» Сталина, отказа его от «центристских» установок, по поводу того, какие практические выводы необходимо сделать в новых условиях. С начала июня Троцкий прилагал максимум усилий, чтобы убедить ссыльных оппозиционеров не поддаваться на уловки, не идти на «капитуляцию», маскируя ее «принципиальными соображениями». Он подчеркивал исключительную важность вопроса о методах руководства партией, государством, профсоюзами. «Всегда и неизбежно будут ошибаться те, которые берут отдельные экономические мероприятия вне политического процесса и политической деятельности в целом», — писал он в «циркулярном» письме [861].

Троцкий упорно и настойчиво проповедовал своим сторонникам, что мелким соглашательством, второстепенными уступками «левому сдвигу» результатов добиться невозможно. Он так формулировал основы своей тактики в изменившихся условиях: «Поддержка не центризму, сдвигающемуся в данный момент влево, а только его левым шагам. Но мы не можем поддерживать и укреплять авторитет и влияние центристов, хотя бы и левеющих в данный момент. Нам надо думать о завтрашнем дне. Наша поддержка левым или полулевым шагам центристов состоит в том, что мы, опальные большевики-ленинцы, исключаем самую мысль о каком-либо блоке с правыми против общего противника» [862].

На совместную борьбу с Бухариным против Сталина Троцкий идти не хотел, полевевший Сталин был ему куда ближе поправевшего Бухарина.

Некоторые ссыльные высказывали в письмах опасения, как бы «каша не сварилась» без их участия. Подобные настроения Троцкий объявлял «капитулянтством» и указывал, что признание оппозицией «левого поворота» Сталина станет возможным лишь после того, как оппозиционеры будут возвращены в партию и восстановлены на руководящих постах. Авторы аналитической записки ОГПУ, посвященной ссыльным оппозиционерам, также приходили к выводу, что внутриполитические сложности, с которыми столкнулось советское правительство, оставляли Троцкому и его единомышленникам возможности для борьбы и надежду на конечную победу: «Трудности хлебозаготовительной и колдоговорной кампаний были учтены троцкистами как начало тяжелого хозяйственного кризиса в стране. Предстоящий кризис должен был привести к повсеместным стихийным выступлениям крестьянства, оживлению революционного рабочего движения и в конечном счете к торжеству троцкистской фракции. Необходимость сохранения кадров диктовалась стремлением сохранить организованные силы для новой открытой борьбы за власть» [863].

Сельскохозяйственным проблемам в контексте хлебозаготовок и организации новых зерновых совхозов уделил большое внимание на июльском пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б). Официальная стенограмма пленума опубликована не была, но кто-то из тайных единомышленников Троцкого, работавших в партаппарате, передал ему в ссылку частичную стенограмму пленума. Троцкий усмотрел на пленуме почти полную «капитуляцию» антинэповских сил, резкое усиление позиций «правой» группы Бухарина и Рыкова. Особенно четко это прослеживалось, по его мнению, в высказываниях Молотова, всегда выполнявшего сталинские инструкции, по поводу индивидуальных крестьянских хозяйств и необходимости уступок середняку, то есть всего того, что оппозиционеры клеймили как «центризм». Это — «ленинская политика», — сказал Молотов. Сталин добавил: «Большевистская политика». Об уступках крестьянину свидетельствовали также решения пленума о повышении государственных заготовительных цен на хлеб и «ликвидации» нарушений законности на селе.

«Правые» и центристы сохранили в Политбюро свои позиции, о чем свидетельствовали противоположные по смыслу доклады об итогах пленума, с которыми выступили Рыков в Москве и Сталин в Ленинграде [864]. Однако левый Троцкий считал, что на пленуме победили «правые». 22 июля он писал: «По тону доклад Рыкова есть доклад победителя. И не зря: из первой схватки с центром, через 4–5 месяцев после начала «левой» политики, правые вы шли вполне победоносно. Июльский пленум ЦК знаменует первую открытую победу Рыкова над Сталиным, правда, при помощи самого же Сталина» [865]. Однако проходили недели, а Сталина от власти никто не отстранял. 4 сентября Троцкому в письме Смилге пришлось скорректировать свою позицию в том смысле, что аппарат прочно находится в руках центристов (группы Сталина). «Еще зигзаги будут, возможно даже, что линия зигзагов уже в ближайший период получит форму малярийной кривой» [866], — писал Троцкий, справедливо предполагая, что Сталин еще вынужден будет вернуться к левому курсу.

Существенно переоценивая позитивное значение для оппозиции изменений в линии поведения советского руководства, Троцкий усматривал в этих левых сдвигах лишний аргумент для отказа от создания параллельных компартий как в СССР, так и за его пределами. «Шатаний, колебаний, перебежек, расколов будет еще немало впереди, как внутри официальных компартий, так и в тех группах, которые на данном этапе вытеснены из их состава. На этот счет не нужно делать себе никаких иллюзий. Люди учатся ходить только на собственных ногах, причем неизбежно набивают себе шишки на лбу и в других местах» [867], — писал он снисходительно, не призывая иностранных коммунистов формировать новые партии, но и не осуждая их за деятельность, повлекшую исключение из компартий. За Троцкого это сделал Радек, направивший в «Правду» телеграмму, которая была опубликована под заголовком «Радек против избирательной тактики германских ультралевых» [868].

Радек послал эту телеграмму в «Правду» с просьбой напечатать ее также в германской коммунистической газете «Роте фане». И хотя Радек при этом обнаружил раскаяние в оппозиционной деятельности, факт посылки им телеграммы в центральный партийный орган и ее публикация, сопровождавшаяся соответствующими комментариями редакции, были истолкованы некоторыми ссыльными как первый шаг на пути к «капитуляции». В редакционных комментариях указывалось, что телеграмма Радека была первоначально послана Троцкому, но тот свою подпись поставить отказался. В самой же телеграмме содержалась резкая и язвительная критика группы Фишер — Маслова.

Троцкий не отнесся к демаршу Радека как к чему-то серьезному: «Телеграмма Радека в «Правде» есть результат некоторой излишней импульсивности, вряд ли много более того», — писал он 2 июня [869]. Но остальные ссыльные увидели нехороший и опасный прецедент в том, что один из членов объединенной высылкой оппозиции сепаратно выступает на страницах официального партийного органа, к тому же центрального: «Я лично и другие любящие Вас друзья переживали Ваше выступление очень болезненно и тяжело» [870], — написал Радеку в письме 7 июля Сосновский, высказавший, похоже, общую точку зрения ссыльных. Тревога Сосновского была более чем уместна. Радек стал первым ссыльным лидером оппозиции, предложившим сочетать критику центристов (сталинцев) с конструктивным сотрудничеством с ними. Затем Радек объявил правильной «генеральную линию» партии и наконец высказался за необходимость возвращения в партийные ряды. «Радек, многократно менявший свои взгляды и установки, не сильно заботился о принципиальных моментах. Он проявлял способность обращать свой недюжинный интеллект, память и знание текстов Маркса, Энгельса и Ленина на доказательство безусловной верности тех идей, которые он считал выгодными в данный момент, даже если еще вчера он признавал их глубоко ошибочными. В этом смысле Радек был одним из самых непревзойденных мастеров диалектики, понимаемой как искусство доказывать правильность того, что требуется насущным моментом. Еще 9 марта 1928 г., как бы намечая будущую аргументацию примиренческой позиции, Радек в письме жене, перлюстрированном, как хорошо было известно, советскими органами госбезопасности, писал о правильности нынешней политики Коминтерна вообще, о верности советской политики в деревне, в частности о том, что было бы слепотой из «чувства озлобления против репрессий» не видеть изменений в политическом курсе партии. Не случайно именно это письмо получило распространение среди сторонников оппозиции в Москве. Несколько ранее, 7 марта, Карл Бернгардович изливал свою душу Серебрякову: «Если окажется, что это не зигзаг, что мы находимся в начале исправления линии партии, тогда не борьба с руководством, а полная победа [курса оппозиции] будет обеспечена… Мы были правы в крест[ьянском] вопросе, были правы и в критике анг[лийской] и кит[айской] политики, но преувеличили опасность сползания или его силу и перешли на чересчур острые формы борьбы. За это пусть нас и жмут».