Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929

Однако не все оппозиционеры готовы были, как Преображенский, слепо приветствовать новую сталинскую «революцию сверху», грозившую очередной волной репрессий в отношении населения, прежде всего крестьянства, хотя вставать на защиту «мелкобуржуазного крестьянства» не позволяли марксистские догмы. Критику оппозицией сталинского курса лучше всего сформулировал оппозиционер И. К. Дашковский в письме Троцкому: «Тот бюрократический «нажим», который Сталин теперь проводит аппаратными методами, без активности пролетарских и организованных бедняцких масс, нельзя назвать левым, т. е. пролетарским курсом. Нажим направо, сопровождающийся полицейским режимом в партии, арестами и ссылками оппозиционеров, предвидевших и предупреждавших о растущих опасностях, есть только бюрократическое извращение левой, т. е. пролетарской, линии».

Иными словами, оппозиция считала политику Сталина правой не из-за разногласий в политическом курсе, а из-за расхождений в методах достижения и в способах реализации общей для Троцкого и Сталина программы. Во внешней политике, там, где Троцкий предлагал захватывать власть на гребне стихийных народных восстаний, Сталин планировал использовать прежде всего Красную армию. В политике внутренней, там, где левая оппозиция планировала наступать на крестьянина «пролетарскими и организованными бедняцкими массами», Сталин решал проблемы «аппаратным нажимом» и «полицейскими» методами, то есть через сплошную коллективизацию и репрессии.

Троцкий, однако, упрямо продолжал называть Сталина «термидорианцем» на том основании, что тот хоть и повернул круто влево, применив и до крайности заострив лозунги, украденные у оппозиции, продолжал при этом усиливать преследование тех оппозиционеров, которые не стали перед ним на колени. Таковых, впрочем, оставалось все меньше и меньше. Для оправдания «капитуляции» перед Сталиным деятели оппозиции продолжали использовать словесную эквилибристику, связанную в основном с жонглированием категориями диалектики, позволявшей на базе «единства и борьбы противоречий» делать любые, удобные в данный момент выводы. Тем не менее остатки организованных групп оппозиционеров сохранялись как в столице, так и на периферии. По данным ОГПУ, в феврале — марте 1928 г. в Москве возобновилась деятельность групп «троцкистов», в которых участвовали главным образом студенты и служащие. Рабочих было очень мало. В Алма-Ату был послан представитель «центра» Ф. Юдин, которому удалось передать Троцкому пакет материалов. По возвращении Юдин передал москвичам директиву Троцкого «действовать в соответствии с особенностями момента», поскольку в Москве «легче разобраться в обстановке». Но «разобраться» им было не так уж легко. Сначала был арестован Юдин [835]. Затем, 9 апреля, был арестован практически весь «московский центр». Скрыться удалось только трем москвичам, и они предприняли очередную попытку создать некое подобие нового «центра», который пытался перепечатывать и рассылать письма Троцкого и другие документы оппозиции [836].

Немалый скандал произошел во время VIII съезда ВЛКСМ, когда в Большом театре 5 мая 1928 г. было разбросано около 200 оппозиционных листовок, причем виновники обнаружены не были. По данным ОГПУ, наряду с Москвой и Ленинградом, «троцкисты» продолжали сохранять свои активные организации на Украине, Северном Кавказе, в Казахстане, а также в Иваново-Вознесенске [837]. Летом 1928 г. руководство ОГПУ констатировало, что «троцкистский актив» в Москве живо обсуждает полемику между Троцким, Радеком и Преображенским. Лишь некоторые из этих «активистов» поддерживали настроения примирения с ЦК, бо́льшая же часть считала политику ЦК «центристским метанием», неустойчивым и безнадежным, выступала за продолжение решительной борьбы против нынешнего партруководства. При этом ОГПУ уточняло, что «есть значительные кадры отходящих от оппозиции, которые подают заявления об обратном принятии в партию, целиком осуждают оппозицию и троцкизм, признавая их меньшевистский характер, и порывают с фракционностью, неизбежно скатывающейся на путь второй партии» [838].

В угоду высшему руководству партии, а может быть, действительно так считая, ОГПУ объявляло, что самой характерной чертой для «троцкистской оппозиции» в данный момент является все более усиливавшийся идейный и организационный разброд. Причинами этого назывались разгром кадров и технического аппарата оппозиции органами ОГПУ, «взаимная грызня внутри фракции и взаимные обвинения в провокаторстве и предательстве», отсутствие единых взглядов по кардинальным вопросам. Этот анализ не был далек от истины. Цели Троцкого и его единомышленников тоже были определены правильно, за исключением пункта о намерении создать вторую партию: «Изучение документов троцкистской фракции послесъездовского периода и самый характер работы ее подполья не оставляет сомнений в том, что подлинной установкой этой фракции является завоевание большинства в партии и политического руководства далеко не «реформистскими» методами, а путем организации недовольных элементов в рабочем классе и вне его и создания массовой борьбы за смену политического руководства в стране. Не подлежит сомнению, что наиболее экстремистские элементы троцкизма неустанно работают над построением второй партии».

«Троцкизм» объявлялся органами госбезопасности «партией мелкобуржуазной городской интеллигенции, уставшей от режима пролетарской диктатуры, чуждой рабочему классу, считающей заранее дело социализма в СССР проигранным, гибель соввласти неизбежной и беспомощно мятущейся в поисках выхода из собственного безнадежного тупика» [839]. Этими помпезными лозунгами, отражавшими реальное положение оппозиционеров и их намерения, определялся тот вектор действий против оппозиции, который был угоден сталинскому руководству: постепенное усиление репрессий, в первую очередь против рядовой массы и среднего звена оппозиции, а затем и против ее лидеров.

Следует отметить, что к этому времени кроме левой и правой оппозиции у Сталина появился еще один идеологический противник: оформившиеся в независимую оппозиционную группу демократические централисты. В отношении их ОГПУ давало куда более жесткие оценки. По словам докладной ОГПУ, децисты переродились в «антисоветскую, полуанархистскую, полуфашистскую группу, стоящую за крайние методы борьбы с советским режимом». И хотя по своей численности децисты были малочисленны и в этом плане не могли идти в сравнение с левой оппозицией, ОГПУ отмечало, что оба течения неоднократно вели переговоры о совместных действиях и возможном слиянии. В частности, такие переговоры с «сапроновцами» от «троцкистов» вел в марте 1928 г. Владимир Косиор (Кассиор) [840], еще один брат-оппозиционер большевистского руководителя Станислава Косиора.