Вадим Роговин - Сталинский неонэп (1934—1936 годы)

Жестокую эволюцию претерпела судьба и тех людей, которые не вступали на путь прямого сотрудничества с НКВД, но играли ведущую роль в «антитроцкистских» чистках внутри своих партий. Лишь в недавнее время были обнародованы данные о деятельности И. Б. Тито — единственного из лидеров восточноевропейских социалистических государств, осмелившегося в послевоенный период бросить вызов Сталину. Из этих данных следует: в 30-е годы Тито в стремлении выдвинуться на руководящее место в своей партии принимал самое активное участие в расправах над своими товарищами-коммунистами и в формировании нового руководства КПЮ — взамен старого, полностью уничтоженного в сталинских застенках. Характерно в этой связи его заявление: «От скрытых троцкистов часто слышишь: „Я не троцкист, но и не сталинист“. Кто так говорит, тот наверняка троцкист» [431] Вечерняя Москва. 1990. 15 февраля. . Это одно из наиболее откровенных заявлений, отражавших действительную политическую доктрину сталинизма, прямо указывало на необходимость истребления каждого участника коммунистического движения, проявлявшего хотя бы малейшее инакомыслие, несогласие с любым зигзагом сталинской политики.

В середине 30-х годов лидеры сталинизированного Коминтерна осуществили один из наиболее резких и противоречивых зигзагов: поворот от политики «третьего периода» к политике народного фронта.

Приход Гитлера к власти способствовал резкому полевению и радикализации масс в капиталистических странах. В этих условиях Коминтерн, несмотря на все свои ошибки, сохранял влияние среди значительных слоёв рабочего класса и революционной интеллигенции.

После победы фашизма в Германии Коминтерн далеко не сразу выдвинул новую политическую стратегию. Когда в октябре 1933 года Сталин дал указание германской компартии участвовать в затеянном гитлеровцами референдуме, он руководствовался прежней сектантской схемой, согласно которой создание антифашистского фронта должно вести к откалыванию социал-демократических рабочих от их вождей. Сталин подчёркивал, что «всякая другая политика пойдёт на пользу фашистам и социал-демократам» [432] История и сталинизм. М., 1991. С. 182. . Иначе говоря, он по-прежнему требовал от немецких коммунистов рассматривать фашизм и социал-демократию как явления одного порядка.

XIII пленум ИККИ (декабрь 1933 года) выдвинул утверждённую лично Сталиным установку о том, что в Германии «начинается новый революционный подъём» [433] XIII Пленум Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала. М., 1934. С. 591. . К каким последствиям приводило проведение этой установки, выразительно рассказывается в романе А. Кестлера «Слепящая тьма». В нём описывается приезд в Германию сталинского эмиссара Рубашова в те дни, когда немецкая компартия фактически распалась: «Она походила на тысячеголовое умирающее животное — бессильное, затравленное, истекающее кровью». Лишь отдельные группы коммунистов на свой страх и риск пытались проводить новую линию, исходящую из того, что «движение разгромлено, поэтому сейчас все враги тирании должны объединиться». Встретившись с участником одной из таких групп — слесарем Рихардом, Рубашов выразил возмущение тем, что его организация распространяет не материалы, присылаемые из Москвы, а собственные материалы, призывающие к объединению всех противников гитлеризма. Рихард ответил: «Ваши брошюры написаны так, как будто с нами ничего не случилось. Нам устроили кровавую бойню, а вы толкуете про жестокие битвы да про нашу несгибаемую волю к победе… Мы разбиты, партия уничтожена, и теперь, чтобы начать сначала, нам надо круто изменить политику». Назвав такие взгляды пораженчеством, Рубашов заявил Рихарду, что коммунисты не должны объединяться с «умеренными». А когда Рихард не согласился с этим, Рубашов объявил ему от имени «высшей инстанции» об исключении из партии и лишении партийного убежища, тем самым фактически выдав его на расправу фашистам [434] Кестлер А. Слепящая тьма. С. 35—46. .

Развёртывавшиеся в мире события — массовое движение солидарности с узниками фашизма, подавление антифашистского восстания шуцбундовцев (левых социал-демократов) в Австрии (февраль 1934 года), вооружённые бои испанского пролетариата в Астурии (октябрь — ноябрь 1934 года) — подталкивали руководство Коминтерна к смене сектантских установок. Особенно важную роль в этом плане сыграла всеобщая политическая стачка французских рабочих (февраль 1934 года) в ответ на попытку организации фашистского мятежа во Франции. В ходе этой стачки (охватившей свыше 4 млн чел.) и крупных вооружённых столкновений на улицах Парижа коммунисты и социалисты выступали в единых рядах. 27 июля 1934 года между социалистической и коммунистической партиями был подписан пакт о единстве действий против фашизма и угрозы войны. Таким образом, одна из крупнейших коммунистических партий Европы порвала с теорией «социал-фашизма», которой она, как и другие коммунистические партии, руководствовалась на протяжении предыдущего десятилетия.

В выработке новой стратегии международного коммунистического движения ведущая роль принадлежала Г. Димитрову, завоевавшему огромный авторитет во всём мире своим мужественным поведением на Лейпцигском процессе. После освобождения из гитлеровской тюрьмы Димитров в феврале 1934 года прибыл в Москву и в апреле был избран членом Президиума и политсекретариата ИККИ. Он стал инициатором и проводником новой политики Коминтерна, подобно тому, как Литвинов сделался инициатором и проводником нового курса советской дипломатии (см. гл. XXXIII). Димитрову было поручено выступить с основным докладом на VII конгрессе Коминтерна, в ходе подготовки которого оформлялась линия на создание единого антифашистского фронта.

В апреле — июне 1934 года Димитров во время встреч со Сталиным убеждал его в необходимости отказа от теории «социал-фашизма» и выработки нового подхода к социал-демократии. 1 июля Димитров направил Сталину письмо, содержавшее перечень вопросов и тезисов, которые предвосхищали идеи его будущего доклада. Вопросы были сформулированы таким образом, чтобы побудить Сталина к переосмыслению полностью обанкротившихся политических схем. Димитров спрашивал, правильна ли огульная квалификация социал-демократии как социал-фашизма, правильно ли считать социал-демократию главной социальной опорой буржуазии, а все левые социал-демократические группировки — главной опасностью для коммунистов. В ответах на эти вопросы Сталин с незначительными оговорками подтвердил свою приверженность прежним сектантским установкам. Однако вместе с тем Сталин по-новому отреагировал на чётко сформулированный Димитровым тезис: «Вместо применения тактики единого фронта исключительно как маневра для разоблачения социал-демократии без серьёзных попыток создать действительное единство рабочих в борьбе, мы должны превратить её в действенный фактор развёртывания массовой борьбы против наступления фашизма». На полях против этой фразы Сталин написал: «должны», добавив вопрос: «против кого этот тезис?» [435] История и сталинизм. С. 184—185. Тем самым он неявно внушал Димитрову: пропаганда принципиально новой стратегии Коминтерна может проводиться, но без упоминания о том, что ранее Коминтерн руководствовался прямо противоположной установкой, продиктованной прежде всего им, Сталиным.