Вадим Роговин - Власть и оппозиции

При всём этом главным методом, используемым бюрократией для форсирования индустриализации, оставался грубый административный нажим на рабочих с целью усиления интенсивности их труда и сокращения текучести рабочей силы. Этот нажим выразился, в частности, в введении непрерывной рабочей недели и трудовых книжек, прикрепляющих рабочих к предприятиям. Рабочему, перешедшему на новый завод, запрещалось платить больше той суммы, которую он получал на прежнем месте (сумма заработка проставлялась в трудовой книжке). Решительно осуждая такого рода меры, Троцкий подчеркивал, что они могут «вызвать в массах реакцию, несравненно более грозную, чем та, которая обнаружилась в конце гражданской войны» [457] Там же. С. 8. .

Ощущая нараставшее в стране массовое недовольство, Сталин стремился переключить его на «классовых врагов», объясняя их «происками» провалы и неудачи своей социально-экономической политики. В этих целях была осуществлена серия судебных и внесудебных подлогов, ставивших целью направить «ярость масс» на «вредителей» из числа беспартийных специалистов.

В 1930 году были проведены аресты трёх групп специалистов. Первая включала инженеров, учёных и плановиков (Рамзин, Ларичев, Очкин и др.), вторая — известных аграрников, служивших в Наркомфине и Наркомземе (Кондратьев, Чаянов, Юровский, Макаров и др.), третья — бывших меньшевиков, работавших в хозяйственных и научных учреждениях (Громан, Суханов, Базаров и др.). Соответственно ОГПУ сконструировало три антисоветские подпольные партии: «Промпартию», «Трудовую крестьянскую партию» и «Союзное бюро» меньшевиков.

Как свидетельствуют недавно опубликованные письма Сталина, он регулярно получал сведения о ходе следствия над участниками этих «партий» и диктовал, каких показаний от них следует добиваться.

Во-первых, он требовал «обнаружить» связи этих партий между собой и с эмигрантскими организациями — ЦК меньшевистской партии и Торгово-промышленным Союзом («Торгпром»), объединявшим бывших крупных русских капиталистов.

Во-вторых, Сталин требовал от председателя ОГПУ Менжинского «сделать одним из самых важных, узловых пунктов новых (будущих) показаний верхушки ТКП, „Промпартии“ и особенно Рамзина вопрос об интервенции», якобы намечавшейся иностранными державами и белой эмиграцией на 1930 год. Он диктовал причины того, почему эта интервенция не состоялась (неготовность к ней Польши, Румынии и других стран) и ставил задачу «провести сквозь строй г. г. Кондратьева, Юровского, Чаянова и т. д., хитро увиливающих от „тенденции к интервенции“, но являющихся (бесспорно!) интервенционистами» [458] Коммунист. 1990. № 11. С. 100. .

Названные Сталиным лица составляли, по версии ГПУ, руководящее ядро «Трудовой крестьянской партии». Само это название было взято следователями из вышедшей в начале 20-х годов фантастической повести А. В. Чаянова «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии». В этой книге описывалась Россия будущего, в которой у власти находится трудовая крестьянская партия, сохраняющая традиционное общинное устройство русской деревни, модернизированное в духе автономных крестьянских коммун.

В-третьих, Сталин требовал рассылать полученные на следствии показания партийной верхушке и добиваться от арестованных признаний в «связях» с видными деятелями партии. Утверждая, что кондратьевцам и меньшевикам «бесспорно помогали» Рыков и Калинин, Сталин писал Молотову: «Не сомневаюсь, что вскроется прямая связь (через Сокольникова и Теодоровича) между этими господами и правыми (Бухарин, Рыков, Томский)» [459] Там же. С. 103. .

Судя по письмам, Сталин уже тогда вынашивал мысль о фабрикации блоков бывших оппозиционеров. Он требовал «тщательно следить за Пятаковым, этим поистине правым троцкистом (второй Сокольников), представляющим сейчас наиболее вредный элемент в составе блока Рыков — Пятаков» [460] Там же. С. 104. .

Признательные показания «вредителей» Сталин собирался использовать для шантажа и запугивания не только бывших оппозиционеров, но и проявлявших колебания членов Политбюро. «Что Калинин грешен — в этом не может быть сомнения,— диктовал он Молотову.— Всё, что сообщено о Калинине в показаниях,— сущая правда. Обо всём этом надо обязательно осведомить ЦК, чтобы Калинину впредь не повадно было путаться с пройдохами».

Первоначально Сталин собирался осуществить скорую кровавую расправу над арестованными: «Кондратьева, Громана и пару-другую мерзавцев нужно обязательно расстрелять». Спустя несколько дней его решение изменилось. Он стал планировать организацию публичных процессов, намечая нужную ему линию поведения подсудимых. «Не думают ли г. г. обвиняемые признать свои ошибки и порядочно оплевать себя политически, признав одновременно прочность Сов. власти и правильность метода коллективизации? Было бы недурно» [461] Там же. С. 103. ,— прямо подсказывал он Молотову (а через последнего, по-видимому, непосредственным организаторам процессов). Таким образом, уже в то время Сталин рассматривал показательные процессы как средство признания устами подсудимых правильности его политики. Спустя некоторое время, очевидно, убедившись, что показания «кондратьевцев» не соответствуют его ожиданиям, Сталин дал новую директиву: «Подождите с делом передачи в суд кондратьевского „дела“. Это не совсем безопасно. В половине октября решим этот вопрос совместно. У меня есть некоторые соображения против » [462] Там же. С. 105. . Пока же он ограничился указанием ОГПУ и РКИ провести «проверочно-мордобойную работу» в Госплане и Наркомфине.

Стремясь посеять в народе версию о том, что растущие продовольственные трудности являются результатом «вредительства», Сталин приказал « все показания вредителей по мясу, рыбе, консервам и овощам опубликовать немедля… Надо бы их опубликовать с сообщением, что ЦИК или СНК передал это дело на усмотрение коллегии ОГПУ (она у нас представляет что-то вроде трибунала), а через неделю дать извещение от ОГПУ, что все эти мерзавцы расстреляны. Их всех надо расстрелять» [463] Там же. С. 104. .

Согласно этому указанию, 25 сентября центральные газеты опубликовали сообщение о расстреле 48 работников продовольственных и торговых организаций как «вредителей рабочего снабжения».

В случае с «Трудовой крестьянской партией» сталинский замысел организации публичного процесса (по-видимому, из-за упорства обвиняемых, отказавшихся подтвердить требуемые от них признания) не воплотился в жизнь. Суд над ТКП прошёл при закрытых дверях, вслед за чем в 1931, 1932 и 1935 годах решениями Особого Совещания члены «кулацко-эсеровских» групп, которыми якобы руководила ТКП, были репрессированы. В 1937 году большинство осуждённых по этим делам было расстреляно. Лишь в 1987 году Верховный Суд СССР отменил все приговоры по делу «Трудовой крестьянской партии», которой, как установила проверка, не существовало вообще.