Вадим Роговин - Власть и оппозиции

Более «удачно» были подготовлены дела «Промпартии» и «Союзного бюро» меньшевиков, по которым прошли открытые политические процессы. В обвинительном заключении по делу «Промпартии» указывалось, что она представляла шпионско-диверсионную организацию, осуществлявшую помощь западным державам в подготовке интервенции. Главой «Промпартии» был объявлен профессор Рамзин — директор Теплотехнического института, член Госплана и ВСНХ. Основные пункты обвинения строились на его признательных показаниях во время следствия и суда.

Из восьми подсудимых этого процесса пятеро, включая Рамзина, были приговорены к расстрелу, заменённому по решению ВЦИК десятью годами тюремного заключения. Кроме того, коллегия ОГПУ осудила за участие в «Промпартии» около 50 человек. Часть осуждённых по этому делу (но не участники открытого процесса) была реабилитирована в 1959—60 годах.

Лица, осуждённые по делу «Промпартии», после приговора суда работали в режимных условиях по специальности. Многие из них вскоре были освобождены по амнистии. Рамзин был амнистирован в 1936 году, а в 1943 году за выдающиеся научные изобретения ему особым постановлением Совнаркома была присуждена Сталинская премия первой степени. По указанию Сталина была выделена вакансия для избрания Рамзина членом-корреспондентом Академии наук. В ответ на опасение своего заместителя, что этому избранию может помешать былое участие в «Промпартии», Рамзин сказал: «Это был сценарий Лубянки и хозяин это знает… Хозяин помнит обо мне. Я благодарен ему за высокую оценку моей деятельности» [464] Огонёк. 1989. № 12. С. 29. . Однако при выборах академики и членкоры почти единодушно забаллотировали Рамзина.

Фальсификаторский характер процессов 1930—31 годов был ясен многим старым большевикам. Как вспоминала Г. Серебрякова, Сокольников, находившийся в то время на дипломатической работе в Лондоне, прочитав газетные отчёты о процессе «Промпартии», сказал ей: «Полицейский процесс, они не виновны» [465] Известия. 1989. 30 января. .

В «Письме товарища» из СССР, опубликованном в 1936 году в «Бюллетене оппозиции», говорилось о том, что «к громким процессам 1931 г. наша оппозиционная публика в Москве и Ленинграде относилась с настороженным скептицизмом. Вскоре до нас дошёл и ряд фактов, указывающих на комедийный характер, провокацию и изобретательность следователей в этих делах». Приведя несколько таких фактов, автор письма добавлял, что ему лично «пришлось познакомиться с тем, как выпытываются и диктуются необходимые показания, так что гнусная стряпня этих процессов для меня теперь — и уже довольно давно — совершенно ясна» [466] Бюллетень оппозиции. 1936. № 51. С. 15. .

В письме сообщалось об информации, поступившей из Верхнеуральского изолятора, где содержались осуждённые по процессу «Союзного центра». Всем заключённым изолятора было известно, что этот центр не существовал, а был изобретён следователями ГПУ.

По словам автора письма, признания на этом процессе, с психологической точки зрения, носили чисто бредовый характер, а с политической точки зрения были результатом какой-то сложной игры, в которой доминирующую роль играла провокация. Спустя несколько лет после процесса один из главных обвиняемых на нем, Суханов, объявил борьбу за свое освобождение; он посылал многочисленные резкие заявления, распространив некоторые из них среди заключённых изолятора. Сущность этих заявлений сводилась примерно к следующему: «Вы от меня потребовали максимальной жертвы, самооклеветания и т. д. Я счел нужным на всё это пойти, будучи убежден, что это соответствовало высшим интересам СССР. Мы с вами — со следователями — разучили роли и прорепетировали комедию, которую мы потом разыграли в качестве процесса. Было обещано и само собой подразумевалось, что и приговор будет условным или формальным. Но, заставив нас лгать и клеветать на себя, вы теперь держите нас за решеткой». Не получив ответа на свои заявления, «этот уставший, постаревший и измученный человек, вовсе не расположенный к личному героизму, стал голодать. Голодовка длилась 30—40 дней, после чего его увезли из Верхнеуральска — неизвестно куда» [467] Там же. С. 14—15. .

В «Бюллетене» была помещена также статья югославского коммуниста Цилиги, находившегося несколько лет в сталинских тюрьмах и сумевшего в 1934 году вырваться из СССР. Рассказывая о методах организации «вредительских» процессов, Цилига писал, что ГПУ добивалось от обвиняемых ложных признаний для того, чтобы свалить ответственность за неудачи выполнения пятилетки с правительства на инженеров.

В период проведения процессов Троцкий, знавший об изначально враждебном отношении части интеллигенции к Советской власти, поверил, что обвинения на этих процессах имеют какую-то реальную основу. Получив сообщения от своих единомышленников о переходе сталинской клики к прямым судебным подлогам, он решительно заявил об этой своей ошибке. Публикация «Письма товарища» сопровождалась следующим примечанием: «Редакция „Бюллетеня“ должна признать, что в период меньшевистского процесса она далеко недооценила степень бесстыдства сталинской юстиции и в виду этого брала слишком всерьез признания бывших меньшевиков» [468] Там же. С. 15. .

Неослабевающий административный нажим и усиление политических репрессий не избавляли народное хозяйство от постоянных сбоев. Наиболее серьезные провалы сталинских планов обнаружились в росте себестоимости промышленной продукции. В 1931 году вместо запланированного снижения на 11 % она выросла на 6,8 %. На 1932 год было запланировано более скромное снижение себестоимости — 1 %. Тем не менее рост её оказался выше, чем в предыдущем году, составив 8,1 %. Это свидетельствовало о падении темпов роста производительности труда и усилении инфляционных процессов.

В условиях ухудшения работы промышленности Сталин выступил 23 июня 1931 года с речью на совещании хозяйственников «Новая обстановка — новые задачи хозяйственного строительства». В ней была изложена новая экономическая программа, ставшая известной под названием «шести условий товарища Сталина». На эту речь Троцкий откликнулся статьей «Новый зигзаг и новые опасности». Сопоставление этих двух документов позволяет представить содержание альтернативы сталинской политике, выдвинутой левой оппозицией в 1931 году.

В своей речи Сталин констатировал, что на большинстве промышленных предприятий наблюдается «отсутствие чувства ответственности за работу, небрежное отношение к механизмам, массовая поломка станков и отсутствие стимула к поднятию производительности труда». Для характеристики причин такого удручающего положения он приводил слова рабочих: «Мы подняли бы производительность труда, но кто нас оценит, когда никто ни за что не отвечает?». Возлагая за всё это ответственность, как обычно, на местных руководителей, в данном случае — хозяйственных, Сталин заявлял: «Не может быть сомнения, что наши хозяйственники достаточно хорошо понимают всё это. Но они молчат. Почему? Потому, очевидно, что боятся правды. Но с каких пор большевики стали бояться правды?» [469] Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 62—63. .