Олег Сувениров - 1937. Трагедия Красной Армии

Одной из бесспорных исторических заслуг Н.С. Хрущева является и та, что он отважился сказать на XX съезде КПСС: «Признания многих арестованных людей, обвиненных во вражеской деятельности, были получены путем жестоких, бесчеловечных истязаний» 300. Я хорошо помню, как это заявление буквально потрясло всех окружавших меня людей, десятки преподавателей военного училища, в котором я тогда работал, и многие сотни юных курсантов. С тех пор прошло более сорока лет. Появилось немало публикаций на эту тему. Но большинство из них носят частный, локальный характер. Мне, например, не известно ни одной исследовательской статьи (не говоря уже о монографиях) по этой жгучей и животрепещущей проблеме. И главная причина этого явного и опасного пробела в нашей историографии состоит, по моему мнению, прежде всего в том, что ныне здравствующие хранители застеночных тайн ВЧК – ГПУ– ОГПУ – НКВД – КГБ бдят и доселе; главным принципом их деятельности было «не пущать!». И не пущали…

Из всех многообразных доказательств факта использования в НКВД (особенно в 1937–1938 гг.) избиений и пыток подследственных, на первое место я ставлю свидетельства самих жертв. Немного их уцелело в те страшные годы. Кто был расстрелян почти сразу, тот уже ничего не скажет. Многие арестованные не решались протестовать. Они терпели и молчали, надеясь на могучий русский «авось» – «авось пронесет!». Но находились и такие, которые всеми доступными им средствами пытались возвысить свой голос против варварства, против произвола. Можно, пожалуй, выделить три основных направления этой борьбы. Борьбы, почти безнадежной, борьбы со всесильным НКВД. Но смелые и честные не молчали. Во-первых, многочисленные письма, жалобы, обращения к власть предержащим, направляемые из тюрем, ИТЛ и т. п. Во-вторых, отважное поведение на суде Военной коллегии Верховного суда СССР и военных трибуналов, бесстрашное выступление и обличение следователей-палачей. И, наконец, попытки разоблачения механизма мучительства теми благородными храбрецами, которые прошли круги ада НКВД, каким-то чудом вырвались на свободу и хотели избавить других людей от столь же позорной судьбы.

В адресованном ЦК ВКП(б) письме от 1 сентября 1937 г. бывший начальник ВОСО РККА комкор Э.Ф. Аппога утверждал, что его показания, данные на следствии, являются ложными и даны им в результате применения мер физического воздействия 301. Из Харьковской тюрьмы стонет бывший батальонный комиссар Н.П. Дмитренко: «Меня делают врагом народа. Я отдал всю жизнь РККА» 302. Отбывая свое наказание, военнослужащий Андреев подал в 1940 г. жалобу, в которой писал, что его показания даны в результате применения незаконных методов следователем НКВД Горбуновым, который говорил ему на допросах: «…Мы били и будем бить… Если не выдержишь, подохнешь – сактируем» 303.

О том, как добивалось «нужных» показаний следствие в САВО, подробно рассказал в письме к Ворошилову бывший переводчик разведотдела округа интендант 2-го ранга Б.И. Тутолмин. Он писал, что следствие «решило путем применения ко мне методов морального и физического воздействия заставить меня самого клеветать на себя и других, чего оно и достигло, поставив меня на 21 сутки непрерывного без сна и отдыха допроса и воспользовавшись моим невменяемым состоянием. Однако, не удовлетворившись моими клеветническими показаниями, оно кулаками, ремнями, самолетными амортизаторами и резиновой дубинкой, доведшими меня до двухкратного покушения на свою жизнь, заставило меня подписывать сочиненные им же самим протоколы…» 304. Это пишет человек, дважды приговоренный к расстрелу. И мне кажется, что ему вполне можно верить.

Бывший военный комиссар Военно-инженерной академии РККА бригадный комиссар А.К. Скороходов, несмотря на отказ от выбитых было у него «признательных» показаний уже в ходе предварительного следствия и на суде, все же в апреле 1939 г. был приговорен к 15 годам лишения свободы (в том числе приговором Военной коллегии (Алексеев, Дмитриев, Детистов) он признавался виновным и в том, что являлся «участником антипартийной белорусско-толмачевской оппозиции») 305. После суда Скороходов в своих неоднократных жалобах, начиная с 27 марта 1940 г. на имя прокурора Союза ССР и вплоть до 1955 г. писал, что следствие по его делу проводилось необъективно, с грубым нарушением социалистической законности, что расследовавшие его дело сотрудники НКВД (Лось, Леонов, Полковников) неоднократно подвергали его избиениям, добиваясь от него таким путем нужных им показаний о несовершенных преступлениях против советской власти 306.

Имеется немало данных о том, что следователи НКВД продолжали применять «физические методы» и после постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. Помощник (по другим документам – заместитель) командующего войсками КОВО комбриг В.М. Скрипкин был арестован 5 января 1939 г. В ходе предварительного следствия он оговорил себя и «признался» в участии в военном заговоре. Однако в судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР 14 февраля 1940 г. от этих показаний отказался. Был приговорен к 15 годам ИТЛ с поражением в правах на 5 лет. В неоднократных жалобах после осуждения бывший комбриг Скрипкин, член партии с 1912 г., писал, что «показания» о своей «преступной» деятельности он дал в результате жестоких истязаний, которые применялись к нему в ходе предварительного следствия 307. А это уже 1939-й год.

Из Бердичевской тюрьмы взывает к Ворошилову 12 июня 1939 г. капитан К.К. Гонсиоровский: «Я арестован, потому, что я поляк. Это понял, когда меня бросили в Бердичевскую тюрьму, в камеру, где сидело 200 арестованных, из них 150 поляков с побитыми спинами, с гниющими ранами… На допросе заместитель начальника особого отдела 3 кд Ложечников объявил мне, что я «объявлен вне закона», что партия разрешила меня бить чем угодно… издевались, избивали меня чем угодно… переломаны ребра, подбита почка… для того, чтобы остаться жить и на суде рассказать всю правду, я сам себя оклеветал, написал на себя ложь» 308. Как явствует из доклада руководства Особого отдела ГУГБ НКВД СССР от 20 сентября 1939 г. Ворошилову, заявление капитана Гонсиоровского о применении к нему со стороны следователей методов физического воздействия расследованием подтвердилось: «Было установлено, что извращенные методы ведения следствия действительно имели место со стороны бывшего заместителя начальника 5 отдела УНКВД по Житомирской области Ремова (осужден) и по его заданию со стороны других следователей Прыгова, Дейч, Крашиненикова (привлечены к судебной ответственности), Ложечникова, Кухельного, Бирюк и Тимакова. Материалы расследования в отношении последних переданы Особоуполномоченному НКВД УССР» 309.