Олег Сувениров - 1937. Трагедия Красной Армии

Жил и служил в Красной Армии, казалось бы, кристально чистый, с самой наипролетарской точки зрения, человек. Эстонец по национальности Гаральд Тенисович Туммельтау сумел родиться в «классово-выдержанной» семье. Его родители – члены компартии, красногвардейцы, участники Гражданской войны. Сам он еще в апреле 1917 г., восемнадцатилетним юношей стал членом большевистской партии. В ноябре 1917 г. добровольно вступил рядовым бойцом в Ревельский отряд Красной Гвардии, участвовал во многих боях на полях Гражданской войны, в 1919 г. тяжело ранен, в 1920 г. удостоен ордена Боевого Красного Знамени. В 1923 г. окончил Военную академию. Работал на ответственных военных постах. Затем – комбриг. Начальник 3-го отдела Разведупра РККА. В декабре 1937 г. его арестовывают. Обвиняют в том, что он якобы является активным участником эстонской шпионско-фашистской националистической и террористической организации. И самое удивительное. Судя по архивно-следственному делу, он в ходе следствия признал свою «вину», а на суде Военной коллегии 4 октября 1938 г. подтвердил эти показания. Судебное заседание, включая вынесение и оглашение судебного приговора, длилось всего 15 минут («суду все ясно»). Приговор – расстрелять. По неоднократным просьбам жены (вдовы) наконец в 1956 г. была проведена дополнительная проверка. Выяснилось, что, как явствует из справки начальника Лефортовской тюрьмы, Туммельтау вызывался на допрос 30 раз, а в материалах дела имеется лишь два протокола его допросов. Кстати, один из них датирован 31 августа 1938 г., хотя в этот день комбриг вообще не допрашивался. Свидетель Л.Л. Каллистов на допросе 4 ноября 1955 г. показал, что в 1938 г. он содержался в одной камере с Туммельтау и тот рассказывал ему, что он оговорил себя и других в антисоветской деятельности в результате применения к нему мер физического воздействия. Каллистов сам видел, как комбриг приходил с допросов со следами побоев на лице 331. Туммельтау реабилитирован посмертно 6 июня 1956 г.

Не выдержав физических и моральных мучений, дал «признательные» показания, оговорив себя и других, бывший начальник политотдела Особой кавдивизии бригадный комиссар Д.Н. Статут. По его показаниям был в 1938 г. арестован член ВКП(б) Назаров. Но он выжил и на допросе 21 сентября 1955 г. свидетельствовал, что видел Статута в тюрьме (на очной ставке с ним): «Выглядел он очень плохо, руки и ноги у него дрожали» и что он (Назаров. – О.С. ) сомневался в правдоподобности показаний Статута, так как никакого военного заговора в дивизии не было, это вымысел работников НКВД 332. Однако Военная коллегия (в составе: Матулевич (председательствующий), Миляновский и Иевлев (члены) 2 апреля 1938 г. приговорила бригадного комиссара Д.Н. Статута к ВМН, и в тот же день он был расстрелян. Реабилитирован посмертно в марте 1956 г. 333

О применении мер «физического воздействия» к бывшему командиру 10 сд. члену большевистской партии с 1912 г. комбригу А.П. Трифонову, показали бывшие его сокамерники Житов и Крестьяшин 334. Били в ходе предварительного следствия и бывшего командира 9 кд, награжденного тремя орденами Боевого Красного Знамени комдива К.П. Ушакова. Об этом рассказали арестованные по другим делам Дверницкий и Монченко, которых, в свою очередь, тоже били, вымогая от них «уличающие» показания на комдива Ушакова 335.

Неопровержимым доказательством массовых истязаний и пыток в ходе предварительного следствия являются многочисленные свидетельства не только тех, кого били, но и тех, кто бил. Следователи НКВД жили не в безвоздушном пространстве. Они слышали по радио, читали в газетах выступления высших руководителей партии и страны, речи «самого» Сталина, статьи публицистов и писателей, смотрели кинофильмы, повседневно получали ценные указания прямых и непосредственных начальников. И везде и всюду они видели и слышали одно: враг опутал своей губительной паутиной всю страну, в том числе и армию. И ваше святое дело – эту вражескую сеть уничтожить, а всех без единого исключения «врагов народа» беспощадно выкорчевать: «Родина надеется на вас!» Вам все дано для этого – применяйте любые средства и методы, вам все простится. С врагами действуйте по-вражески. Сам «великий вождь» от имени ЦК ВКП(б) разрешил ко всем «неразоружившимся врагам» применять физические методы. И вполне можно понять, что у многих и многих следователей НКВД просто голова закружилась от чувства вседозволенности, полного своего никому не подотчетного могущества над каждым военнослужащим, попавшим им в руки, какой бы пост он ранее ни занимал и какое бы военное звание ни имел.

По свидетельству бывшего помощника начальника штаба (ПНШ) мехполка 7 кд Г.М. Андреева, начальник особого отдела НКВД 7 кд Мишин заявил ему: «Нам нашим наркомом разрешено бить» 336. Один из героев Гражданской войны комбриг В.Л. Винников-Бессмертный сообщал в письме Ворошилову от 12 сентября 1939 г., что следователи НКВД Дунарев и лейтенант Топильский, чувствуя полную свою безнаказанность, нагло заявили ему: «Ты все равно отсюда не выйдешь… Здесь в подвале сменим череп» 337.

С другой стороны, сотрудникам НКВД не было чуждо и чувство страха. Бывший начальник 3-го отделения 3-го отдела по УНКВД Московской области лейтенант госбезопасности А.О. Постель за грубые нарушения законности (необоснованные аресты, применение физических методов и т. п.) был в апреле 1940 г. осужден к 15 годам лишения свободы. После отбытия срока наказания, уже в 1956 г., он в многочисленных своих заявлениях из Магадана настаивает на своей реабилитации. В этом ему было справедливо отказано. Но некоторые его высказывания заслуживают внимания, как свидетельства очевидца, непосредственного участника «работы» одного из главных центров кровавой карусели 1937–1938 гг. Бывший лейтенант госбезопасности обвиняет военных прокуроров середины 50-х годов в том, что они, по его мнению, «проявляют глубокое непонимание обстановки страха и трепета, царившего в 1937—38 годах в органах НКВД, прокуратуры и судах…» 338. Выступая с позиций «рядового чекиста», он пишет: «…и если в 1937–1938 годах в моей работе были искривления в следствии и арестах, то они являются результатом внедренных тогда в аппарат физических методов следствия, прямо исходивших от наркома Ежова и вождя партии Сталина. Я, рядовой чекист, коммунист по служебному и партийному долгу, не мог выражать сомнения, подвергать критике или не выполнять этих указаний, а вьполнение их тогда приводило к незаконным арестам и репрессиям… Об этих физических методах следствия тогда было хорошо известно прокурору СССР Вышинскому, председателю Военной коллегии Верхсуда – Ульриху, которые преподносились нам, как защита интересов партии в ожидании войны…» 339

Бывший начальник 3-го отдела 3-го управления НКВД СССР старший майор госбезопасности А.П. Радзивиловский показал на допросе 16 апреля 1939 г.: «Я спросил Ежова, как реализовать его директиву о раскрытии антисоветского подполья среди латышей, он мне ответил, что стесняться отсутствием конкретных материалов нечего, а следует наметить несколько латышей из числа членов ВКП(б) и выбить из них необходимые показания… С этой публикой не церемоньтесь… Надо доказать, что латыши, поляки и др., состоящие в ВКП(б), шпионы и диверсанты…» 340