Владимир Мединский - Война. Мифы СССР. 1939–1945

Открывались храмы, восстанавливались епископские кафедры. Архиереи — узники ГУЛАГа — стали возвращаться в свои епархии.

Патриарх Сергий не дожил до конца войны. Но его слова, сказанные в ее первый день, были пророческими: «Господь нам дарует победу»

Конечно, были и другие. Как и любое большое дело, возрождение Церкви — к тому же в чудовищных условиях оккупации — подняло много пены. За каждую проповедь смирения в лагерях для военнопленных священник и псаломщик получали от немцев 2–3 буханки хлеба и банку повидла — в точности как мальчиш-плохиш.

Историк Борис Ковалев собрал информацию об одном из священников-самозванцев. Некий благочинный — не рядовой батюшка — гатчинского округа Амозов был при Советской власти коммунистом, больше того — чекистом. В 1936 году он оказался на Колыме за взяточничество, пьянство и двоеженство.

Этот священник-самозванец стал активным пособником гитлеровцев и однажды таки получил от прихожан удар в голову кирпичом за то, что сообщил немцам о неблагонадежности местного старшины и церковного старосты. Башка у попа-экс-чекиста оказалась крепкой, он выжил, при наступлении Красной Армии бежал с немцами, грабя храмы, забирая церковные драгоценности и старинные иконы.

Под конец немцы вовсе «забили» на свои игры с русским православием, и, можно сказать, «раскрылись». Вот показания священника Ломакина о положении в Новгороде (конец 1943 г.):

«Чего только не устроили немцы и испанцы в домах Божьих, освященных вековыми молитвами, во что только не превращали наши святыни: казармы, уборные общего пользования, склады овощей, конюшни, гаражи, дзоты, штабы военных частей. Все что угодно — только не дома молитв. А разбросанная в изобилии по храмам порнографическая литература немцев и испанцев, бесстыжие фотоснимки и беззастенчивые акварели на стенах храмов, устройство уборных, вонючих овощехранилищ и конюшен в святых алтарях дополняет жуткую картину… Попирая чувства верующих, немцы дали распоряжение: „В церковь ходить разрешается только по пропускам, которые даются на несколько человек“» [242].

В общем, все узнаваемо — вернулся тот же шабаш, что творили большевики в 20–30-е годы. Так что в этом — отношении к церкви — пожалуй, действительно и нацисты, и большевики (до Войны) были едины.

Все было сложно. Неоднозначно было. Но в результате-то что? И церкви остались, и Советское Государство с Православной Церковью примирились, и молитвы о победе русского оружия до Бога дошли.

Главное управление имперской безопасности, идя навстречу церкви, делая, казалось, верный и совершенно беспроигрышный тактический ход в 1941 году, стратегически все равно проиграло.

Не смогли немцы оценить силу патриотизма, заложенную в Русской Православной Церкви.

…Тезис, о том, что СССР был спасителем европейской цивилизации, воспринимался на фоне информации о реальных нацистских преступлениях вполне всерьез. Он надолго закрепился в массовом сознании бывших советских людей и срабатывает до сих пор. Срабатывает тем сильнее, чем меньше человек осведомлен о деталях советской предвоенной политики и о реальных военных и политических планах Сталина.

Это из сверхновой апологетики Резуна-Суворова. Книжка так и называется: «СверхНОВАЯ правда Виктора Суворова» [243]. Данное вступление предваряет перепечатку каталога нацистской выставки «Der Sowetparadies» — «Советский рай».

Эта выставка — креативная задумка герра Геббельса — представляла собой действительно огромную полноценную экспозицию о том, как на самом деле живут в СССР. Это была такая ВДНХ наоборот, наизнанку. Массаракш, кто меня поймет. Выставка открылась в 1942 году в Берлине, где ее посетило 1,3 миллиона человек, всем было интересно посмотреть на дикость и жестокость врага.

Не хочу пересказывать содержание брошюры, равно как и описывать «красоты» нацистской выставки.

Охота кому-то публиковать (а кому-то — читать) геббельсовские фантасмагории — его дело. Хочется кому-то верить, что «по советским стандартам» в дощатом домике с одним окошком в СССР проживает, как написали нацисты, именно 284 человека, а не 5 и не 285, — пожалуйста…

Я понимаю, что вера в Резуна сродни вере в Носовского-Фоменко, что их поклонники — тоталитарная секта типа сайентологической, но должны же быть хоть какие-то приличия!

«Советский „рай“» (в обрезанном, конечно, виде) возили и по нашим оккупированным городам: для показа уже не немцам — нашим. Романтика, должно быть: здесь — виселица, может, и партизаны на ней. А тут — разукрашенный автобус с наглядной агитацией.

Нацисты представили на «Der Sowjetparadies» этот сарай-хлев, в котором якобы проживало 284 советских человека…

И вот через 65 лет в рамках борьбы за историческую правду снова на нашей улице стоит тот же автобус… С теми же точно целями. И лежит нацистская брошюра под фирменной обложкой в каждом книжном магазине.

Так что без главы о немецкой пропаганде на оккупированных территориях нам никак не обойтись. Чтобы в следующий раз, взяв подобные брошюрки в руки, сразу становилось ясно, откуда ноги растут. Ноги растут из Геббельса.

Неоценимым подспорьем для меня в этой главке стала книга «Коллаборационизм в России в 1941–1945 гг.: типы и формы» Бориса Ковалева. К сожалению, эта монография была выпущена Новгородским госуниверситетом тиражом всего 500 экземпляров.

В середине октября 1941 года занятые немцами города запестрели плакатами на русском языке: «Немецкие войска освободили Москву» Под этой шапкой меленьким шрифтом давалось объяснение. Оказывается, захвачена была деревня с таким необычным названием [244].

Эта акция породила устойчивые слухи о том, что Москва пала. Сколько людей, плюнув на все, после этой новости, ушли в полицаи? Сколько могли, но не оказали помощь партизанам? Сколько смирилось с тем, что немцы победили?

И пусть потом все переигралось, и полицейский ушел к партизанам, но только на тот момент многие креативные идеи геббельсовских пиарщиков стоили по боевой мощи куда более, чем сотня штыков.

Как ни странно, немцы понимали значение пропаганды намного лучше, чем, казалось, распропагандированный на все сто сталинский СССР. Министерство Геббельса подготовило «Предложения по составлению листовок для войск противника», которые по своей откровенности и цинизму — были бы немыслимы для наших политработников.