Валерий Демин - Русь Летописная

Обычно происхождение закамского серебра объясняется очень просто: югричи, дескать, сами его не добывали, а получали от производителей. Но кто же тогда эти производители? Северные народы металл не выплавляли и металлургических навыков не имели. Обнаруженные повсюду на Урале следы древней добычи и переплавки руды, а также изделия из металла относятся к предшествовавшей древней цивилизации. Но самое главное даже не в этом. Дело в том, что на Урале месторождений серебра нет (в изобилии только медь и железо, не говоря уж о золоте, драгоценных камнях и самоцветах). Ближайшие месторождения серебра находятся на Таймыре, Алтае и в Восточной Сибири (знаменитые каторжные Нерчинские рудники). Древние пути отсюда в Югру просматриваются только гипотетически. Известно, правда, еще месторождение на Печоре, но его освоение началось лишь при Иване III. Поэтому вопрос: «Откуда серебро взялось в Югре?» — остается без ответа; напротив, порождает множество новых вопросов.

В чем же в таком случае разгадка закамского серебра, если принять версию о его сасанидском происхождении? Сасаниды — последняя персидская династия, сохранявшая верность древнейшей зороастрийской религии, уничтоженной в ходе мусульманской экспансии и всесокрушающего арабского нашествия. Древние же иранцы пришли в места своего нынешнего обитания с севера после глобального катаклизма и резкого похолодания (о чем рассказывается в «Географической поэме», включенной в Авесту). Сам основатель зороастризма — пророк Заратуштра, по одной из древнейших версий, также прибыл в Иран с севера, переплыв «великое море». Следовательно, древним иранцам путь на север был известен давно и, как говорится, хорошо обкатан. Хранителями тайного знания в Древней Персии являлись зороастрийские жрецы-маги, которые — как язычники и еретики — были поголовно (и в прямом смысле — физически) уничтожены в ходе утверждения новой религии — ислама. Понятно, что наиболее секретные знания маги унесли вместе с собой в могилу. Потому-то ничего и не досталось мусульманским географам и картографам.

Но остались следы — вещественные и неуничтожимые: то самое сасанидское серебро, которое каждый теперь может увидеть в Эрмитаже в Санкт-Петербурге. Вопрос, однако, остается все тот же: каким образом это серебро оказалось на севере? А что если последние приверженцы зороастризма пытались спастись, захватив с собой свои сокровища и реликвии, от беспощадных мусульманских сабель и отыскать убежище на своей древней прародине, но застряли где-нибудь в Приобье и Приуралье? Так или иначе в одно прекрасное время Русский Север превратился в арктическое подобие сокровищницы легендарного царя Креза. А Господин Великий Новгород на каком-то этапе прознал про те неисчерпаемые и вполне доступные богатства. И не только прознал, но и на долгие годы (по существу — века) присосался к практически даровому источнику пополнения своей и без того не скудной казны.

Шума особого по данному поводу новгородцы никогда не устраивали, получали по договоренности с приуральскими и приобскими аборигенами изрядную толику серебряной дани, а если те забывали о долге — направляли в Югру карательные отряды, вроде того, про который рассказывает в приведенном выше отрывке летописец. Тайну свою как могли оберегали от чужих завистливых очей, дабы не объявились другие охотники до «закамского серебра». Но, как видно из летописей, нашелся все-таки на новгородских хитрецов московский простец — по имени Иван, по прозванию Калита, — пригрозил богатеньким новгородцам войною и вскорости получил от них все, что требовал: и собственную казну пополнил, и с золото-ордынским ханом Узбеком расплатился.

Как и все выдающиеся москвичи эпохи становления нового царства, Иван Калита получал несомненную пассионарную подпитку. Его ноосферные контакты нашли отражение и в литературе того времени. В летописях, правда, сохранились более чем скупые сведения. Зато интересные факты приведены в «Житии» русского святого — митрополита Петра (год рождения неизвестен — умер в 1326 году), ближайшего сподвижника великого князя. Именно при Калите митрополичья кафедра была переведена из Владимира в Москву, и Петр стал первым московским главой Русской православной церкви. При нем же был заложен Кремлевский Успенский собор.

Так вот, незадолго до близкой кончины митрополита Петра Ивану Калите приснился символический сон — высокая гора с вершиной, покрытой снегом. Хорошо известно, что контакты с ноосферой по большей части происходят во сне. Видение Калиты тем более знаменательно, что он в горных краях отродясь не бывал и снежных вершин никогда не видел. Неудивительно, что князь поделился странным видением со святителем Петром. Тот расшифровал сон следующим образом: «Высокая гора — ты, князь, а снег — я, смиренный, который скоро должен отойти из сей жизни в жизнь вечную». О прочем «Житие» умалчивает. Но и сказанного вполне достаточно, чтобы убедиться в ноосферной насыщенности и предопределенности многотрудного бытия московских властителей.

Итак, с местоположением, энергетическими особенностями Москвы и связанными с этим загадками более-менее ясно. Но одной географии или геофизики мало. Нужны еще люди и выдвинувшиеся из их среды пассионарные личности, способные вдохновить народ на великие деяния и подвиги. Пассионарная вспышка, помноженная на энергетику сакрального места, и привела к тому уникальному социуму, который вошел в мировую историю под названием Московского царства. Скажем, все хорошо было во Владимире: и город великолепный, и столицей великого князя стал, и пассионарных личностей породил немало, а вот сплотить Русь против ордынской экспансии и вывести ее на передовые рубежи мировой истории не смог. Чего-то чуть-чуть не хватило. Это неуловимое чуть-чуть чувствовалось во все времена: в конце XIX века Чехов в одном из писем называл Владимир самым скучным губернским городом Российской империи. И таковым, судя по всему, он был с самого начала, ибо оказался в стороне от течения и пересечения мощных энергетических потоков.

Потенциальных же и реальных пассионариев (князей, духовных пастырей, вдохновенных художников и подвижников), которые подсознательно ощущают внутреннюю энергетику матери-земли и благотворное излучение космоса, постепенно, как магнитом, перетянуло в Московский геоактивный регион с его повышенной теллурической энергетикой и оптимальными возможностями ноосферных контактов. Сравниться с Москвой по пассионарному потенциалу могут только Урал и Сибирь — однако они появились в ожерелье современной России позднее. Даже Санкт-Петербург, хотя и расположен в зоне сочленения Фенноскандии с Русской равниной, в силу скорее исторических, чем геофизических и космоэнергетических причин не смог более двух столетий удержать звание столицы и геополитического центра страны (чаша Москвы, так сказать, на весах истории попросту перетянула). Кроме того, многие из великих деятелей русской культуры, чье творчество было так или иначе связано с Северной столицей, родились — за малым исключением — за ее пределами: Пушкин, Грибоедов, Лермонтов, Достоевский, к примеру, так же, как и самый блестящий русский полководец-пассионарий — Суворов, по рождению москвичи.