Валерий Демин - Русь Летописная

И вот с востока послышался грозно нарастающий топот сотен тысяч копыт — на Русскую землю надвигалась орда народа прежде неведомого. Гунны пришли от Великой китайской стены, которая, собственно, когда-то и была воздвигнута только для того, чтобы не допустить предков будущей грозы Европы на территорию Поднебесной империи. Тысячекилометровая стена сыграла свою оборонительную роль и по сей день продолжает восхищать людей, как восьмое чудо света. Гунны перестали беспокоить Китай (рис. 61), повернулись лицом к Западу и постепенно, через множество поколений и перекочевок, достигли сначала Урала, а затем и Волги. Существует легенда, что их гнали вперед на запад голод, холод и бескормица. Так или иначе, но в одну из суровых зим в начале 70-х годов IV века н. э. гуннская орда преодолела закованную в лед Волгу и вышла на просторы европейских степей. С этого момента начался новый отсчет мировой истории, а судьба и будущее многих народов оказались в руках диких азиатских варваров, которых современники рисовали следующим образом:

Рис. 61.

1 — изображение гунна на китайском рельефе;

2 — фигурки гуннских всадников (Монголия)

«Племя гуннов, о которых древние писатели осведомлены очень мало, обитает за Меотийским болотом в сторону Ледовитого океана и превосходит своей дикостью всякую меру. Так как при самом рождении на свет младенца ему глубоко прорезают щеки острым оружием, чтобы тем задержать своевременное появление волос на зарубцевавшихся надрезах, то они доживают до старости без бороды, безобразные, похожие на скопцов. Члены тела у них мускулистые и крепкие, шеи толстые, они имеют чудовищный и страшный вид, так что их можно принять за двуногих зверей или уподобить тем грубо отесанным наподобие человека чурбанам, которые ставятся на краях мостов. При столь диком безобразии человеческого облика они так закалены, что не нуждаются ни в огне, ни в приспособленной ко вкусу человека пище; они питаются корнями диких трав и полусырым мясом всякого скота, которое они кладут на спины коней под свои бедра и дают ему немного попреть. Никогда они не укрываются в какие бы то ни было здания; напротив, они избегают их, как гробниц, далеких от обычного окружения людей. У них нельзя встретить даже покрытого камышом шалаша. Они кочуют по горам и лесам, с колыбели приучены переносить холод, голод и жажду. И на чужбине входят они под крышу только в случае крайней необходимости, так как не считают себя в безопасности под ней. Тело они прикрывают одеждой льняной или сшитой из шкурок лесных мышей. Нет у них разницы между домашним платьем и выходной одеждой; один раз одетая на тело туника грязного цвета снимается или заменяется другой не раньше, чем она расползется в лохмотья от долговременного гниения. Голову покрывают они кривыми шапками, свои обросшие волосами ноги — козьими шкурами; обувь, которую они не выделывают ни на какой колодке, затрудняет их свободный шаг. Поэтому они не годятся для пешего сражения; зато они словно приросли к своим коням, выносливым, но безобразным на вид, и часто, сидя на них на женский манер, занимаются своими обычными занятиями. День и ночь проводят они на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют и, склонившись на крутую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны. Когда приходится им совещаться о серьезных делах, то и совещание они ведут, сидя на конях.

Не знают они над собой строгой царской власти, но, довольствуясь случайным предводительством кого-нибудь из своих старейшин, сокрушают все, что попадает на пути. Иной раз, будучи чем-нибудь обижены, они вступают в битву; в бой они бросаются, построившись клином, и издают при этом грозный завывающий крик. Легкие и подвижные, они вдруг специально рассеиваются и, не выстраиваясь в боевую линию, нападают то там, то здесь, производя страшное убийство. Вследствие их чрезвычайной быстроты никогда не приходилось видеть, чтобы они штурмовали укрепление или грабили вражеский лагерь. Они заслуживают того, чтобы признать их отменными воителями, потому что издали ведут бой стрелами, снабженными искусно сработанными наконечниками из кости, а сойдясь врукопашную с неприятелем, бьются с беззаветной отвагой мечами и, уклоняясь сами от удара, набрасывают на врага аркан, чтобы лишить его возможности усидеть на коне или уйти пешком. Никто у них не пашет и никогда не коснулся сохи. Без определенного места жительства, без дома, без закона или устойчивого образа жизни кочуют они, словно вечные беглецы, с кибитками, в которых проводят жизнь; там жены ткут им их жалкие одежды, соединяются с мужьями, рожают, кормят детей до возмужалости. Никто у них не может ответить на вопрос, где он родился: зачат он в одном месте, рожден — вдали оттуда, вырос — еще дальше. Когда нет войны, они вероломны, непостоянны, легко поддаются всякому дуновению перепадающей новой надежды, во всем полагаются на дикую ярость. Подобно лишенным разума животным, они пребывают в совершенном неведении, что честно, что нечестно, ненадежны в слове и темны, не связаны уважением ни к какой религии или суеверию, пламенеют дикой страстью к золоту, до того переменчивы и гневливы, что иной раз в один и тот же день отступаются от своих союзников. Без всякого подстрекательства, и точно так же без чьего бы то ни было посредства опять мирятся. Этот подвижный и неукротимый народ, воспламененный дикой жаждой грабежа, двигаясь вперед среди грабежей и убийств, дошел до земли аланов, древних массагетов».

Чувства онемевших от ужаса римлян и византийцев (как, впрочем, когда-то и китайцев) понять нетрудно, однако страх и ненависть никогда не способствовали постижению истины. Археологические данные свидетельствуют, что гунны представляли собой высокоорганизованный и сплоченный социум с достаточно развитой культурой. Поначалу гунны действовали в одиночку. Первое, что они совершили, — смели с лица земли древнее Боспорское царство, сожгли и разграбили жемчужины Причерноморья — античные города Фанагорию (нынешнюю Тамань) и Пантикапей (нынешнюю Керчь). Особенно впечатляющим был штурм бывшей Митридатовой столицы Пантикапея — по льду замерзавшего в те времена Керченского пролива, отделявшего Черное море (Понт Евксинский) от Азовского (Меотийского).