Владимир Невежин - Если завтра в поход…

28 сентября 1939 г. в Москве были подписаны договор между СССР и Германией о дружбе и границе и секретные дополнительные протоколы к нему. Судьба Польского государства была предрешена. Его территорию поделили между собой Советский Союз и Германия. К началу октября завершился «освободительный поход» Красной Армии в Западную Украину и в Западную Белоруссию. Практически одновременно закончились победой германского оружия военные действия вермахта против поляков.

Казалось бы, в создавшейся военно-политической ситуации антипольская политикоидеологическая кампания должна была сойти на нет. Однако специфика советской пропаганды состояла в том, что и после поражения реального противника (Польши) в ее деятельности не снизился обличительный накал. Наглядным проявлением подобной тенденции оказалось фактическое продолжение , естественно, в новых внешнеполитических условиях, сложившихся после падения Польского государства, этой кампании, развернувшейся еще в начале сентября 1939 г.

Но в ней прослеживалась своя специфика. Подводя на сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 г. своеобразный итог только что завершившегося «освободительного похода» против восточного соседа, В.М. Молотов заявил, что оказалось достаточно короткого удара вначале со стороны германской армии, а затем со стороны Красной Армии, чтобы ничего не осталось от Польского государства, презрительно названного им «уродливым детищем Версальского договора». [392] Правда. 1939. 1 нояб. И все-таки в советской пропаганде после подобного рода заявления, прозвучавшего из уст главы советского правительства и являвшегося по сути руководящим указанием, тема поражения польской армии в результате последовательного удара со стороны Германии и СССР явно не прослеживается.

В несколько измененном виде она проявилась в карикатуре в дни празднования 20-летия Первой Конной армии, когда было опубликовано личное приветствие Сталина «первоконникам». [393] Правда. 1939. 19 нояб. В сталинском приветствии недвусмысленно проводилась мысль о том, что Первая Конная достойно проявила себя в период войны против Польши в 1920 г., а советская кавалерия, в свою очередь, покрыла себя славой «в боях за освобождение Западной Украины и Западной Белоруссии от гнета польских панов» в 1939 г.

Обращение Сталина воспринималось как своеобразный сигнал для продолжения антипольской пропагандистской кампании. В том же номере газеты «Правда», где было опубликовано приветствие вождя по случаю 20-летия Первой Конной, помещен рисунок «Коллекция битых Красной Армией», автором которого являлись Кукрыниксы. На этой карикатуре в виде «козявок» и «букашек» изображались Ю. Пилсудский и «паны 1939 г.». Это являлось графической иллюстрацией сталинской мысли о преемственности Первой Конной армии и Красной Армии, которые неизменно били поляков и в 1920 г., при Пилсудском, и два десятилетия спустя, уже при других, «незадачливых» правителях Речи Посполитой.

Более «деликатно» подан этот же «проходной» сюжет на рисунке Ю.Л. Ганфа «Боевой опыт».

…На стене – карикатурный обобщенный «портрет» польского генерала. На голове у него – непременная конфедератка, челюсть подвязана платком. Подпись гласит: «Польские паны разбиты в 1920 г.». Здесь же изображен пожилой человек, который передает молодому красноармейцу, держащему в руке молоток и готовящемуся прибить к стене другую картинку, еще один «портрет». На нем – все тот же, узнаваемый польский генерал, но уже изрядно постаревший, с единственным, чудом сохранившимся зубом и с обвисшими седыми усами. Его челюсть также подвязана платком. Надпись к этому рисунку: «Польские паны разгромлены в 1939 г.» [394] Крокодил. 1939. N 30. С. 13.

События осени 1939 г. – подписание договора о дружбе и границе между СССР и Германией, разгром польской армии и раздел Польши в совокупности с интенсивной политикопропагандистской работой, проводившейся в войсках, дали импульс для новых оценок личным составом Красной Армии сложившейся обстановки. Момент неопределенности и неожиданности первых дней сентября постепенно прошел. На смену сомнениям пришло осознание собственной значимости, соучастия в происходивших важных событиях.

Согласно договоренности, достигнутой между СССР и Германией 28 сентября 1939 г., начался отвод войск обеих держав за демаркационную линию. При этом военнослужащие порой проявляли неудовольствие в связи с приказом о приостановке наступления на запад, высказывали сожаление по поводу того, что необходимо вернуть только что занятые территории. Некоторые из них вопрошали: «Неужели придется опять отходить к Бугу?»

Ведь в таком случае «трудящиеся», которых пришла освобождать Красная Армия, «опять будут под гнетом помещиков и капиталистов и над ними будет (учинена. – В.Н. ) фашистская расправа». Например, красноармеец 96-го стрелкового полка Насибулин высказывал недоумение: «Шли, шли вперед, а теперь идем назад, ведь украинцев и белорусов и здесь (за демаркационной линией. – В.Н. ) много. Почему мы не могли бы и их освободить».

В то же время, как подчеркивал М.И. Мельтюхов, «новое направление политработы» на завершающем этапе «освободительного похода», связанное с разъяснением советско-германского договора о дружбе и границе, давало положительные результаты. Звучали, например, следующие высказывания: большевистская партия и советское правительство правильно приняли решение «об отводе наших войск за реку Западный Буг, нас теперь никто не сможет обвинить, что мы использовали освободительную войну для захвата чужой территории» (красноармеец 96-го стрелкового полка Пашковский). Сотрудник Химического управления РККА военинженер 2-го ранга Петров утверждал: советско-германская «граница проведена с учетом всех моментов, и она правильна. К СССР отошли Западная Белоруссия и Западная Украина».

Однако органы НКВД выявляли и «крамольные» высказывания, свидетельствовавшие о наличии в сознании военнослужащих признаков «красного империализма». Так, работник 3-го отдела Артиллерийского управления РККА майор Володин прямо заявлял: «Я заражен красным империализмом: нам нужно захватить Варшаву». Сходным образом мыслил сотрудник 5-го управления РККА майор Герасимов: «Ограничиваться только Западной Белоруссией и Западной Украиной не следует. Необходимо во что бы то ни стало обеспечить за СССР площадь хотя бы до Вислы. Варшава тоже должна быть наша, ведь это слово русское (sic! – В.Н. ). Сейчас наступил благоприятный момент, чтобы вернуть всю территорию, отнятую у нас несколько лет тому назад». Заместитель политрука Неверов говорил: немцам «Варшаву отдали – это тяжелая потеря».