Борис Тененбаум - Великий Наполеон

Один удачный выстрел тогда мог действительно изменить ход истории. Если бы Наполеон погиб под Эйлау, его империя оказалась бы в большой беде – у него не было наследника. Маленькому сыну Гортензии Богарнэ и его брата Луи, к которому император был так привязан, было суждено умереть в 1807 году, да и в любом случае ребенок не мог бы править, и ему был бы нужен регент или регентский совет. Жозеф Бонапарт носил титул «Месье», то есть ближайшего по старшинству родственника царствующего монарха, и вполне мог бы претендовать на престол, который он вряд ли бы удержал. Короче говоря, история наполеоновской Империи в начале февраля 1807 года могла бы окончиться.

Но она не окончилась.

Сражение под Эйлау оказалось страшной бойней и закончилось, в общем, вничью. Обе армии потеряли добрую треть своего состава, а в абсолютных цифрах французы, скорее всего, потеряли больше. Но Беннигсен счел за лучшее отступить, и бюллетени Наполеона, отправленные в Париж, говорили о победе и о том, что «… русская армия была отброшена …». Говорят, что как раз после Эйлау появилась поговорка « врет как бюллетень», потому что незначительные потери Великой Армии, указанные в победном сообщении в Париж, до смешного не соответствовали действительности. Утверждалось, например, что убито меньше 2 тысяч человек – истинная цифра была, вероятно, в 10 раз больше. Ну, «бюллетени Великой Армии» шли на нужды пропаганды.

Реальные проблемы требовали реальных решений, и Наполеон занялся широкой реорганизацией. Сражение при Эйлау сильно повлияло на его общую политику. Власть императора во Франции не поколебалась – во всяком случае, он не счел нужным вернуться зимой 1806/07 года из Варшавы в Париж, но вот в прочности его правления в Германии он, по-видимому, был не так уверен. Во всяком случае, там немедленно начала формироваться так называемая «наблюдательная» армия, или, по терминам того времени, «обсервационная». Функция ее заключалась не в ее действии, а в ее существовании – это было, так сказать, «… средство давления, видимое невооруженным глазом …».

Прежде всего, ему требовались солдаты. Их набирали из гарнизонов, передавая гарнизонную службу союзникам. Наполеон забрал некоторые части из Италии, велев тамошнему вице-королю, Эжену де Богарнэ, начать набор рекрутов на месте, испанскому правительству было заявлено, что у Испании есть по меньшей мере 15 тысяч хороших солдат, которые самому испанскому правительству ни к чему, а вот Наполеону они сейчас очень пригодились бы, и так далее. Интересно, что испанский король нашел этот довод: «… вам ни к чему, а мне пригодилось бы …» вполне исчерпывающим – войска в требуемом количестве были направлены в распоряжение Наполеона. Но даже таких экстраординарных мер не хватило, и во Франции был проведен досрочный набор рекрутов.

Разбитый при Эйлау VIII корпус Ожеро Наполеон восстанавливать не стал – Ожеро получил отпуск по болезни, его уцелевших подчиненных разбросали кого куда. Отважный капитан Марбо, его адъютант, с записками которого мы знакомы, попал к Ланну. Далее – зима зимой, но это не означает, что военные действия прекращаются. В конце концов, Эйлау именно это и доказал. Так что в ставку был вызван Лефевр и направлен на осаду Данцига. Там были значительные припасы, которые очень пригодились бы Великой Армии. К тому же Наполеон имел и другую цель – он как раз начал жаловать своим высшим офицерам дворянские титулы. Установилась даже своего рода шкала – заслуженный полковник мог рассчитывать на то, что станет бароном, хороший отличившийся в деле генерал становился графом, а титулы герцогов были прерогативой маршалов Франции. Но поскольку мера эта нравилась офицерам, но необязательно нравилась тем, кто еще помнил Республику, то одним из первых своих герцогов Наполеон решил сделать Лефевра, человека с незыблемой репутацией республиканца. «Политических фантазий» в духе изгнанного генерала Моро от Лефевра не ожидалось. Было известно, что в Германии, обращаясь к жителям только что занятого французской армией городка, он сказал:

«… Мы пришли, чтобы принести вам свободу и равенство. Но не забивайте себе голову всем этим, потому что первого, кто пошевелится без моего разрешения, расстреляют на месте …»

Лефевр как раз и нравился Наполеону своим здоровым прагматизмом.

Исключительно талантливые люди, как правило, одиноки. Тут трудно что-то поделать: если вас зовут Толстой или Гёте – где вам найти равного себе? Это верно в отношении художников – что же говорить о великих людях у власти? Прибавим к этому и то обстоятельство, что могущественные люди вообще слабо верят в возможность, что ими могут интересоваться от чистого сердца, а не с намерениями что-тo от них получить.

Пожалуй, то же самое относится и к очень красивым женщинам? Но рассмотрение этого вопроса уведет нас далеко от предмета исследования…

Так вот, Наполеон был одинок. Судьба и гений вознесли его на заоблачную высоту. Если до коронации его еще сравнивали с Кромвелем, лордом-протектором Англии, то после Аустерлица единственное сравнение, которое напрашивалось само собой, было сравнение с Цезарем. От него зависели государи Европы, он смещал и назначал королей. Е.В. Тарле приводит небольшой, но чрезвычайно характерный эпизод: Наполеон играет в карты. Дело происходит в тот период времени, когда он вздумал «… реорганизовать …» западную и южную Германию, и у Талейрана, например, в приемной толпились мелкие германские князья, которые, кланяясь, вручали ему огромные взятки за обещание «… посодействовать …». Так вот, один из таких государей стоял за спиной играющего в вист Наполеона и время от времени целовал ему руку. На лету, стараясь не обеспокоить…

То, что император Наполеон Первый ни в грош не ставил такого рода «государей», понятно само собой, но он и со своим окружением обращался свысока. Называть его «сир» были обязаны даже его братья, а маршалов он иногда хвалил, а иногда делал им резкие выговоры, и вообще относился к ним, так сказать, «сверху». В мемуарах Констана описывается случай, когда императору вздумалось уехать из своей резиденции (дело было в Париже) к какой-то даме на свидание. Он облачился в длинный плащ, взял широкополую шляпу – видимо, считая необходимым соблюдать конспирацию, – но поехал не один, а взял с собой в карету Констана и Мюрата. Зачем он прихватил с собой слугу, более или менее понятно, Констан его одевал, брил и вообще помогал с туалетом, но зачем он взял с собой Мюрата?

Самое интересное тут то, что и камердинер, и маршал приняли это как должное и терпеливо дожидались хозяина в карете, пока он отсутствовал. Наконец, когда прошло уже больше часа, они встревожились – не случилось ли чего – и начали колотить в запертую дверь. Далеко не сразу им открыли. Наполеон вышел к ним навстречу, сказал, не снисходя до объяснений, что все в порядке и что можно ехать домой…